Леха с собакой попадает за заветную дверь и сразу находит на полу камешек, похожий на драгоценный.
Решив, что улика есть и можно уходить, он обнаруживает, что дверь заперта.
На месте двери открывается новое пространство — многоярусная башня. Леха понимает, что приключения только начинаются. Он приготовился добыть здесь материал для школьной газеты «Полундра», в которой он спецкор.
Лестница приводит на верхний ярус башни. Здесь его встречает стражник в старинных доспехах.
Собаку он куда-то удаляет, а Леху ведет в другое помещение. (Леха замечает, что на его рукавице — изображение ящерицы со сверкающим камешком-глазком.)
Это печатня, где вовсю идет работа. Леха знакомится с печатниками, с их работой, книгами — пытается «собирать материал» для репортажа. Мастер-печатник произносит заветную фразу … и поручает Лехе отнести какую-то книжечку таинственному Ему.
Стражник выталкивает его за ту же дверь (которая была заперта), и Леха видит перед собой коридор, увешанный портретами, и по одному из них узнает, за какой дверью может быть Он.
За этой дверью никого нет, и Леха, без пользы покликав собаку, в ожидании дальнейшего при свете свечей читает ту самую книжку — это «Ведомости» 1703 года. Книжка вызывает у него чувство досады — и неинтересно, и написано какими-то трудночитаемыми буквами и словами.
В шкафу напротив вдруг открывается створка, загорается экран и из сюжетов и текстов на экране в режиме «онлайн» (бегущая строка) Леха выясняет, как со стороны выглядит он в качестве спецкора. Мнение нелестное («Остолоп»). Леха возмущен. В пример ему ставятся те самые «Ведомости». Все гаснет, и через мгновение в ярком свете люстры возникает, по всей видимости, Он — вместе с Чарли.
Он говорит о том, что на Леху как на исследователя и исполнителя задания надежды мало («остолоп»), поэтому Он закодировал Чарли — на будущее. И выпроваживает Леху, сам исчезает за стеной, на прощание повторив ту самую заветную фразу про ящерицу. Леха, не успев ничего толком ни спросить, ни сказать (про улику, про задание), в расстройстве забывает отдать книжечку.
Леха приходит к дяде, раздеваясь, сбивчиво рассказывает, где был и что делал, отдает изумленному дяде «Ведомости», говорит про фразу с «ящерицей». Когда снимает куртку, из кармана выкатывается найденный камешек…
И над дверью сей же момент засветилась, засияла, завертелась красавица
Перешагнув порог, Леха почувствовал, что на что-то наступил. Нагнувшись, он обнаружил синий граненый камешек, похожий на драгоценный. — Ну что, Чарли, «начарли»? Первое доказательство в наших руках и лапах. Ты тоже считаешь, что это улика? Пес не возражал. Довольный этим обстоятельством, Леха ободряюще потрепал друга по рыжему уху и положил находку в карман («Еще пригодится»). — Домой! — скомандовал он собаке. Чарли подошел к закрытой двери и поскреб по ней лапой, потом отступил и обернулся на хозяина, растерянно виляя хвостом. — Не открывается? Ну ты слабак. Совсем дома засиделся, — усмехнулся юный разведчик и сам толкнул дверь. Дверь не поддалась. Леха навалился на нее всем телом — сначала боком, потом спиной, кряхтел и краснел от натуги. «Бесполезняк!»
Эту главу делала творческая группа газеты «Перемен-КА», # 1115, Лунинец, Беларусь
Тут до него дошло: дверь-то заперта! По спине пробежал неприятный холодок. Оставалось последнее средство: изо всех сил барабанить по ней кулаками. Но стоило ему только замахнуться, как дверь вдруг на глазах стала превращаться в стену из хорошо выструганных палубных досок, и через минуту только большие чугунные петли по бокам напоминали о ее «дверном» происхождении. На месте обычной ручки висело тяжелое кованое кольцо с изображением ящерицы. Более того: удивленно озираясь, наш пленник обнаружил, что они с Чарли и вовсе не в комнате! Пространство явно стало шире и выше, под ноги легли темные каменные плиты, а стены оказались сложены из толстых блоков известняка. Куда-то ввысь уходила деревянная винтовая лестница, виднелись перемычки этажей. Сколько их, посчитать отсюда было трудно, но все это сооружение изнутри очень походило на башню. Теперь надо было сообразить, куда идти дальше. Чарли начал тихонько поскуливать, будто привлекая Лехино внимание. — Без паники, — сказал мальчик, удивившись твердости своего голоса, и обняв собаку за шею. — Для начала обследуем территорию. Ты — низ, я — верх. Идет? Пока пес обнюхивал периметр помещения, Леха действительно занялся верхами, тем более что как корреспондент школьной газеты он хорошо знал: нельзя обходить вниманием детали, все может иметь значение.
На месте обычной ручки висело тяжелое кованое кольцо с изображением ящерицы
Достав ручку и свой походный блокнот, который всегда был с ним и уже не раз выручал его в непредвиденных ситуациях, спецкор приготовился к репортажной зарисовке: — Так, дислокация у нас следующая… Леха что-то деловито записал на листке и бодро зашагал по скрипучим ступенькам, надеясь дойти до самой крыши башни. Подъем оказался недолгим.
На самом верху обозначились три окна, точно такие же, как в «29 генваря»: маленькие, восьмиугольные, завешенные бордовыми шторами, и абсолютно нелепые, будто кафе вывернули наизнанку. Верхний ярус явно служил чердаком или складом отслуживших вещей. Тут Лехе показалось, что половица скрипнула не под ним, он, моментально забыв про окошки и даже про дислокацию, занял боевую стойку «мабу». «Кто тут?» Тишина. Осмотрелся — никого. Только где-то в углу стояли старые доспехи, какие носили стражники из сказок. — Ни финты себе расклад, как сказал бы мой друг Пусякин. Реальный шлем и алебарда! — и Леха постучал пальцем по кумполу шлема. Звук получился изкий и глухой, но Лехе все равно понравилось. Доспехи шевельнулись.
— Эй! — попятился Леха и уже собрался звать Чарли. Доспехи не шевелились. — Нет, показалось… — А жаль! Ему так хотелось приключений! И вдруг: — Эй! — раздался опять скрипучий недовольный голос. При этом шлем наклонился. — Отлыниваешь от работы? Доспехи так обращались к Лехе, будто они только вчера расстались. Как ни странно, Леха хоть и оторопел, но обрадовался. Да, именно так: он и не думал пугаться, он с самого начала настроился на приключения и теперь готов был встретить их во всеоружии, хоть и без лат. Пусть эта старая ржавчина не воображает, что его, спецкора школьной газеты «Полундра», можно напугать какими-то дурацкими трюками.
— А я как раз на работе, ясно? — и для пущей убедительности он, хорошенько прицелившись к забралу, выдал стальному чучелу королевский щелбан. — Не замай, — с угрожающими нотками проскрипел доспех, который оказался самым настоящим живым стражником. — Заруби на носу, это последний раз, — предупредил он Лешку. — Что в последний раз? Щелбаныч? — не понял уже Леха. — Что «что»? При деле надо быть, вот что, — ответил страж, железным пальцем чувствительно вернув щелбан Лехе. — А я, по-вашему, где? — обиженно буркнул тот, потирая лобешник. — Я, между прочим, на спецзадании. Я вообще сейчас буду вас интервьюировать. — Это еще зачем? — насторожился охранник и на всякий случай опустил забрало. — Не боись, это не больно. Ну, я вам — вопрос, а вы мне — ответ. Вот, к примеру… Но Лехе не дал договорить Чарли, ворвавшийся на этаж. Пес радостно крутил хвостом, прыгал и подставлял хозяину бока, чтобы тот его погладил. — А энтого лохматого просили выгнать. Собакам тут не место, — прогудел из-под шлема железный человек. — Исключено! — возмутился Леха. — Во-первых, Чарли — мой проводник. Во-вторых, он, как лабрадор, является одним из героев нашей рубрики «Спасатели». В-третьих… — А мы здесь тоже все герои, — бесцеремонно перебил его Стражник, даже не отреагировав на «Спасателей» (что, надо сказать, задело Леху — эта рубрика, по его мнению, была настоящим эксклюзивом, а ее символ Бобик — прототип Чарлика — отличной журналистской находкой).
Стражник взмахнул рукой в железной перчатке, украшенной изящной серебряной ящеркой
— Повторять не буду. Псина! Ты меня слышала? А ну пшел вон! Обиженный Чарли потоптался и нерешительно гавкнул, а потом отпрыгнул в сторону и вдруг исчез. — Чарли. Ни с места. Я тебе запрещаю! Но пес как будто растворился в воздухе. — Чарли! Где ты? — заметался Леха. Увы, пса не было — ни рядом, ни в стороне. — Эй, ты, железный Феникс, где моя собака? Я никуда без нее не пойду! Ты мне ответишь! У нас закон защиты животных, понял? — крикнул Лешка, еле сдерживая себя, чтобы не дать стражнику пендель. — А у нас свои законы. Следуй за мной! И Стражник взмахнул рукой в железной перчатке, украшенной — Леха заметил — изящной серебряной ящеркой с теменным камешком в лбу. Открылась просторная зала, по центру которой возвышался массивный, благородного дерева царь-станок. Рядом стоял цинковый стол, заваленный инструментами. Пахло кожей, костным клеем и окисленной медью. Чуть поодаль на лавках и полках лежали стопки свежих книг.
Леха с наслаждением вдохнул запах печатни и заметил, что попал сюда в самый разгар работы: за станком трудился бородатый великан, вокруг сновали пособники — резчики шрифта, переписчики, переплетчики. — Еремей! Ставь форму! — отправил Великан человеку, необыкновенно похожему на него. «Братья», — подумал Леха. Никто не обратил на него внимания, кроме Еремея. — Нравится тебе? — кивнул Еремей на книги, заметив что Леха их разглядывает и даже зачем-то нюхает. — Честно? Неудобные какие-то. Буквы дурацкие, запятых полно. Вы думаете, их кто-то читает? Вот у нас — другое дело. — А я тебе вот что скажу: пройдут сотни лет, и почти все, что ты, сынок, имеешь в виду, исчезнет. А с этой такого не случится, — сказал Еремей, поднимая с лавки книгу. — Все эти тома будут пребывать в целости и сохранности. — Да, сделано на совесть, — согласился Леха. — На совесть… — буркнул великан. — Кое-кому могло стоить это жизни. Дело принимало интересный оборот. «Кое-кому» — кому? А вдруг в этом и есть разгадка тайны, ради которой Леха и послан в разведку? А вдруг этот кое-кто и есть тот, кому «угрожает опасность».
Леха вытащил из кармана блокнот и направился к крупному мужчине, по всей видимости, главному печатнику. Интервью с Железякой сорвалось, но этот случай он не упустит. — Здравствуйте. Можно спросить? — обратился он к великану. Тот, не отвлекаясь от своего дела, бросил: — Чего надо? — Я корреспондент школьной газеты «Полундра», Алексей Звонарев. Я хотел бы узнать ваше мнение вот об этом. — И Леха кивнул на станок.
Даже великое множество причиндалов, раскиданных в беспорядке по сторонам, не могли испортить впечатление от генетического благородства механики. — Он у вас настоящий? — Нет, подделка! — рявкнул Великан. От этого рыка даже зазвенели бутыли с клеем. — Я же не сказал «подделка», я только спросил… Великан развернулся и в упор уставился на мгновенно вострепетавшего Леху. — Он только спросил.… Только полный профан может «только спросить» такое! [требуется переуточнение реплики] — Но ведь в нем что-то может быть и ненастоящим.…Потому я и хотел прежде услышать ваше суждение. Извините, но я же не учился специально печатному делу! — поправился мальчик. — А мы тя щас научим! А ну, Ерема, кидай фартук! Пусть не глазами хлопает, пусть сам сравнит наш экземпляр с ихним.
Вот тут надо описать как Леха поработал на станке и что из этого вышло. Но у нас не получилось, поэтому пока так:
— Я не смогу этого сделать! Я занимаюсь важным расследованием. — Верно, — улыбнулся Еремей. Леха приметил, как заблестели его глаза, когда он посмотрел на станок. — Пусть идет. Он еще вернется. — Я еще вернусь, — подтвердил Леха. — Только Чарли разыщу, улику найду и вернусь. Мне все это супер интересно. Можно сказать: я просто жаждю вас проинтервьюировать.
Печатный станок. Гравюра
Тут Еремей прищурился и, как бы, между прочим, произнес: «Иль ящерицы теменной глазок». — Чего? — переспросил Леха. Ему на миг показалось, что Еремей так на него посмотрел, словно только что сообщил первую половину пароля. А он, Леха, теперь должен кровь из носу — выдать вторую половину, причем абсолютно неважно, что она ему неизвестна, главное: дать посыл в правильной интонации и невозмутимо. И Леха выдал первое, что пришло ему в голову: «Конфуций всегда жив!».
Как ни странно Еремей кивнул, словно принял ответку и мимоходом приложил палец к губам. Мол все ясно, никому ни слова. И выразительно перевел взгляд на великана. Мол, ему о наших переглядках знать необязательно. — Ты вот что, малец, — заговорил Еремей, как бы приглашая брата к участию. — Ступай к Нему и скажи, что мы на его приказ будем смотреть, как ящерка своим оком. У нее на темечке — глазок только свет чует. И нам тоже лишнее ни к чему. И еще передай… Тут великан достал с полки тонкую книжицу в мягкой обложке. — Раз уж идешь туда, доставь Ему и это, — велел он. И передал через Еремея книгу. Еремей нежно принял экземпляр (было видно, с какой любовью он держит ее в руках) и повернулся к скамье: сравнивал полученный вариант с другими имеющимися. -- Листы помяты. — покачал он головой. Он выбрал более гладкий и ладный экземпяр и подал Лехе: Отдай ему лучше это. — Да кому «ему»? Куда идти-то? — Доведу, — прогудел знакомый голос из глубины доспехов, и железная рука повернула Леху за плечо к выходу. «Опять та же дверь! — отметил про себя Леха. —Здесь что, она одна — на все выходы и входы?»
Стражник вытолкнул его за порог, дверь захлопнулась за спиной,
и Леха очутился в центре длинного-длинного, в десятки колен, коридора, со стен которого на него глядела шеренга семейных портретов, все на одно лицо: с выпученными глазами и маленькими усиками, и даже над женскими губками, казалось, пробиваются усики. Самый крупный, по-видимому главный, портрет висел у темных дверей в глубине галереи. По этой примете наш юный детектив сразу установил: Его апартаменты. — Чарли! Чарли! — позвал и посвистел Леха и на всякий случай по дороге еще ахнул в огроменную вазу, чуть не обронив туда книжку. Постучавшись для приличия, Леха осторожно просочился в небольшую, но богато обставленную комнату. Там никого не было. Пара зажженных канделябров мягко струили свет. — Алле! Есть кто живой? — спросил он и вновь присвистнул особым звуком, хорошо известным Чарли. Тишина.
Лешка плюхнулся с размаху в широкое кресло и тут же взвыл, капитально ударившись задом: кресло оказалось не пружинным, как он ожидал, а твердым. «Черт, как они на этом сидят!» — проворчал он и от нечего делать стал рассматривать книгу, которую вручил ему Еремей.
«Ведомости о военных и новых делах, достойных знания и памяти», — с трудом разобрал Леха. Его сбило с толку, что после заголовка несуразно висела жирная запятая, а потом высыпался текст, напечатанный то буквами, то значками или цифрами, щедро усеянный какими-то дурацкими черточками, которые торчали над буквами.
«Во уродство!» — усмехнулся Леха, хотя ради справедливости нужно сказать, что некоторые буквицы показались ему очень даже забавными. «Ведомости…» были датированы 2-м января 1703 года.
«На Москве вновь ныне пушек медных гаубиц и мортир вылито четыреста. Те пушки ядрами по 24, по 52 и по 12 фунтов, гаубицы бомбами пудовые и полупудовые…», — по слогам прочитал Леха. — Черт-те что. — Он поморщился и отложил чтение.
«Все-таки странная пара — этот Еремей и второй, бородач. Один угрюмый, но видно, что добрый. Второй добрый, но видно что хитрый. Он мне подмигивал» — написал Леха в блокноте.
Тут напротив него раздвинулся шкафчик и открылся маленький светящийся экранчик, на котором замелькали сначала какие-то цифры и линии, а потом установилась картинка. Леха вдруг увидел там себя, дядю Колю, ребят из редакции, и любимого Чарлика. Редактор с упоением читал очередную «лекцию», ребята и даже пес добросовестно слушали, и только племянник балбесничал: строил рожи, когда Круглов поворачивался к нему спиной.
Вдруг на экране появилась бегущая строка, какую Леха прежде встречал на Портале школьной прессы в период безнадежных авралов:
— Первый номер новой печатной газеты успокаивает сограждан: мол, вон сколько новых пушек произведено, вон сколько меди приготовлено для отлития новых пушек, знайте же — нарвские потери полностью возмещены. Читай, остолоп, дальше!
«Ведомости…» были датированы 2-м января 1703 года
— Я, что ли, остолоп? Ни финты себе расклад! Ладно. Почитаю. Ради прикола. — Читай вслух! — потребовала строка. — Что я, маленький — читать вслух? … Тут помещена заметка о том, как «Города Олонца поп Иван Окулов собрал охотников пеших с тысячю человек, ходил за рубеж в Свейскую… — То есть в шведскую, — тут же пояснила строчка. — … границу, и разбил свейские заставы». Что за белиберда? Зачем она мне? — Это Передовица, — снова заструилась «бегущая», — она повествует о главнейшей войне со шведами за выход к Северным морям! — Да хоть с Чингисханом за озеро Рица! — Чингис-хан не имел никакого отношения к озеру Рица. Читай дальше, остолоп! — Попрошу без оскорблений! Это уже второе! — И еще будут. Заслужил — носи. — А я могу и обидеться! Следующая статья — о науках: «Повелением его величества московские школы умножаются и 45 человек слушают философию и уже диалектику окончили. В математической штюрманской школе больше трехсот человек учатся и добре науку приемлют». Ну, приемлют, и что? Какое это имеет отношение лично ко мне? Дяди Коли тут нет, так ты, змея ползучая, вместо него лекции мне читаешь? — Тебе не вредно. — С какой такой целью? Мне нужно Чарли разыскать, людям помочь. — Ты в школьной газете состоишь? — Состою. — Статьи дурацкие пишешь? — Пишу, — по инерции ответил Леха. — Делай выводы. Не про всякие дурости тут писали, не анекдотиками читателя завлекали, а про самое важное в жизни государства шла речь. — Да ну их, заумно и скучно. А наша газета понятная и прикольная, и с кроссвордами даже. Моим друзьям нравится. — Про кроссворды пишешь, а о самом важном в жизни забыл. Твоя школа — это тоже государство, дела которого должны быть в центре внимания. Вот об этом и нужно писать в газете. — Ага. Еще скажи про шведов написать. Под Полтавой. — Зачем ты на прошлой неделе опять анекдоты про Вовочку опубликовал? — Зачем, зачем… Потому что смешно! — Тыбезнадежен! — сообщила бегущая и погасла.
Стало темно. Но через несколько мгновений под потолком вспыхнула хрустальная люстра в тысячу свечей, и Леша увидел посреди комнаты осанистого господина довольно высокого роста, в темном длинном одеянии. Рядом с ним послушно сидел Чарли. Лица человека не было видно.
— Чарлик, милый мой! Иди скорее сюда, — обрадовался Леша и сам бросился к своему хвостатому другу. — Это моя собака!
— Знаю. Возвращаю. Чарли понадобился мне, чтобы ввести в его мозг код для будущих твоих поисков. Поскольку, как мне известно, ты — остолоп, то, может, хоть собака тебе поможет справиться с задачей. Мне также известно, что ты занимаешься газетой. К сожалению. И ничего не понимаешь в том, чем и зачем ты занимаешься. Нам больше ни к чему тебя задерживать. Иди, мы тебя отпускаем. — Как отпускаете? — вскричал Леха, даже не успев обидеться. — Вот так просто взять и уйти? И ничего не узнать? А улика? — Она при тебе. Прощай. — Это было произнесено тоном, не терпящим возражений.
Леша понуро направился к выходу, как вдруг, хлопнув себя ладонью по лбу, быстро обернулся, но поздно — стена уже развигалась. — Погодите! Я забыл! — кричал Леха. — Газета «Ведомости»! Ее просили передать для вас! И еще про теменной глазок что-то сказать, только я забыл! — Поздно…поздно… поздно… И уже вслед нашим путешественникам несся голос, раздающийся как будто отовсюду: – И ящерицы теменной глазок… Третье око ящерицы в любом стремительном деле только помеха. Здесь нужно ясное зрение, оно тебе ой как еще пригодится. Для этого тебе голуботвердый глаз. Твоя собака — ключ…
— Ну что, Леша, узнал что-нибудь? — спросил Круглов, встречая племянника на пороге своей квартиры. — Ага. Что я остолоп, — устало вздохнул парнишка. — Дядь Коль, там такое было. Сначала Чарли пропал, этот железный чурбан его спрятал. Потом я видел, как книжки печатают, и здоровяк в фартуке мне про глазок чего-то наплел и газету поручил отнести ихнему главному. Я отнес, а меня читать заставили кракозяблики какие-то, что и буквами назвать нельзя. И еще воспитывали, мол, статьи дурацкие пишу. Хорошо, хоть Чарли вернули. Главный тоже про глаз какой-то говорил, — сбивчиво рассказал о своем приключении Лешка. — Вот, — протянул он дяде «Ведомости», — не успел отдать. Чаем-то хоть угостишь? — попросил он, расстегивая куртку. Из ее кармана на пол со стуком что-то выпало и покатилось.
