38 глава. Маленькая энциклопедия предательства

Никогда не говори ни себе, ни другим: «С этим ничего нельзя сделать»

Глава 38. Маленькая энциклопедия предательства {social}

Ночь с четверга на пятницу Никогда не говори ни себе, ни другим: «С этим ничего нельзя сделать»

История создания этой главы и пожелания к доработчикам

01 Проиллюстрировать Принять участие в проекте

— Не только из-за денег. Ему непонятны мотивы Карары, кажутся либо гордыней, либо глупостью

— Нет, это был не инсайт, не озарение, я очень хорошо помню, что никакого волнения не испытал, напротив: был ровно-спокоен в этом состоянии, спокоен как никогда, и даже боль потери отступила, как будто осталась там, в другой реальности. Я чувствовал, что я и есть этот печатник, ну не в прямом смысле, а будто моя рука пишет под чью-то диктовку. Слова, которые ложились на лист, — вроде бы они были не мои, и все-таки мои. Я чувствовал, что стал — только не смейся, сейчас не до метафор — чем-то вроде провода, исторического телеграфа, этакой трубой, по которой струится чья-то заветная мысль. Вернее, не «чья-то». Я даже не сомневался, чья. За последние годы я настолько сроднился с моим печатником, так хотел разыскать его завещание, так остро во мне это звучало, что когда все наложилось на сильный стресс, со мной, видимо, случилось то, что называют нервным шоком. Все мои прошлые схемы прямолинейного восхождения от меньшего знания к большему — рухнули. И в силу вступили резкий темп, нарастающие периоды, ощущение стремительного движения мысли — мысли человека, который стал мной и которым стал я.

{anketa}

03 Проиллюстрировать

Самое трудное было сказано, и теперь Круглов заговорил ровнее, спокойнее. Может, даже слишком спокойно, как бы отстраняясь от себя самого, но прошлого: — Это было одно из самых эмоциональных событий в моей жизни. Закончив писать, я упал на кровать и заснул, вернее, провалился в тяжелый, переходящий в болезнь сон. Выходил из этой болезни долго, трудно. Очухавшись, не поверил себе: на чистой странице моей заветной тетради моей же рукой было написано «Завещание». Но мне нечего было завещать. Вчитываясь в неровные буквы, я пытался разобрать свои же записи, и вдруг меня осенило. Это то самое завещание, которое я так долго и безуспешно искал. Заканчивалась страница совсем неразборчивыми строчками, из которых я помню отдельные слова: «Коли… очи… круглы… спасешь… ся… и его». Игорь подскочил к столу, чтобы еще раз вглядеться в строки, которые выделились сегодня в Лехином «близнеце», но споткнулся о взгляд отца и остановился. — Сын, в тот день я оставил попытки докопаться до смысла послания. — Ты так и не прочел, что там написано? — разочарование на лице Игоря сквозило так ясно, что Круглов даже пожалел, что не может утешить сына.

04 Проиллюстрировать

— Почему? Прочел. — Ну и? — Сказал: «Забудь» — и сжег тетрадь. — Папа! Папа! — В общем, та часть, в которой были мои мысли и ночные записи, почти погибла. Но тетради и книги, оказывается, горят очень плохо. Страницы плотно прижаты друг к другу и не пускают огонь. — А перо? — Исчезло. — Зачем ты это сделал? — не смог сдержать изумления Игорь. — Зачем ты сжег тетрадь? — Я решил, что это был бред, сон разума. Некрепок оказался в вере. Как говаривал мой отец, жидок на расправу. Но была и еще одна причина. — Пап, все равно я не понимаю… ты же сам мне говорил, что отрицательный результат — тоже результат. Ну, не получилось в одном направлении, можно было продолжить в другом. Неужели в этой области уже все изучено? — Ты прав, сын. Но повторю, была еще одна причина. Незадолго до исчезновения Сашеньки я узнал, что самые серьезные исследования в моей области ведет молодой ученый В. Представляешь, как я обрадовался? Ведь у меня нашлись единомышленники!

Возможен другой поворот — Круглов не прочел, что было в завещании, помнит о нем смутно, только смысл. Как лучше? Ваше мнение?

05 Проиллюстрировать

Я счел это за недоразумение, бросился выяснять, как же так случилось, но все та же помощница, страшно куда-то торопящаяся, выдала все ту же сакраментальность: «С этим ничего нельзя сделать» и прибавила: «От меня ничего не зависит»

Я написал ему письмо, просился в его группу. Чтобы он понял, насколько это важно и сколько сделано мною в этом направлении, я выслал свои разработки. Вернее, они сами запросили мои записи (в том числе мой регистр, который я собирал несколько лет). Затем я, собственно, получил отказ. — Но они его как-то объяснили? — возмутился Игорь. — Да, конечно. Причем довод меня поразил еще больше: «Здесь существует конфликт интересов». — Какой? — Вот и я спросил: «Какой?» И помощница, через которую и велось наше общение с руководителем группы, выдала мне убийственную формулу: «С этим ничего нельзя сделать». — «Почему? — спросил я. — Ведь В. сам работает по этой теме». Ты бы видел, как она на меня посмотрела! Как на подопытную собаку, которая заявляет о своих правах на поиск истины. Когда так смотрят, такие, как я, отступают, — от гордости и нежелания доказывать очевидное. — И что было потом? — Я никак не мог понять, что в моих записях не так, и Сашенька не нашла в них того, что могло бы вызвать «конфликт интересов».

06 Проиллюстрировать

Буквально в день исчезновения Сашеньки мне в руки попалась статья этого В., в которой слово в слово приводились цитаты из моей работы — той, что я высылал, когда просился в группу, только выводы были абсолютно другими и перечеркивали весь смысл моего труда. Я счел это за недоразумение, бросился выяснять, как же так случилось, но все та же помощница, страшно куда-то торопящаяся, выдала все ту же сакраментальность: «С этим ничего нельзя сделать» и прибавила: «От меня ничего не зависит». Сколько раз в своей жизни я это слышал: «С этим ничего нельзя сделать», «От меня ничего не зависит». Это уж потом я понял, как страшно действуют эти слова, испытал не раз, прежде чем понял, что ими обычно искупают скудость души. Но тогда… Это был мощный удар. Запомни, сын: никогда не говори ни себе, ни другим: «С этим ничего нельзя сделать» и «От меня ничего не зависит». Люди, которых я считал единомышленниками, оказались банальными воришками. Да, я переживал это открытие словно предательство, но главное-то заключалось в другом. Карара. Он исчез. От его имени, по версии В., на сцену вышел безликий, бесхребетный человечек, пародия на моего печатника. По моей гипотезе, именно Карара получил монарший заказ на юбилейные «Ведомости», ибо никто лучше, чем он, не справился бы. Получив этот заказ, он чуть ли не у печатного стана и написал свое завещание. Но В. выбросил эту главу, оставив от нее ошметки, и переделал все на противоположное. <…> Когда я сжег тетрадь, то думал, что больше к ней не вернусь. Но от Карары избавиться не мог. Где бы я ни был и чем бы ни занимался, он находил меня: я все равно был им, а он был мной. Только разведенные во времени. Но теперь, оставшись в прошлом, он потерял шанс быть услышанным. Так что ему тяжелей.

…часть, в которой были мои мысли и ночные записи, почти погибла. Но тетради и книги, оказывается, горят очень плохо. Страницы плотно прижаты друг к другу и не пускают огонь

07 Проиллюстрировать

Круглову показалось, что, рассказывая о своем прошлом, он ушел далеко от настоящего. А в настоящем был сын, и в своем стремлении понять, что же двигало отцом в прошлой жизни, он выглядел сейчас потерянно, и понять не мог. Пока не мог. Николай Николаевич присел рядом с Игорем, плечом к плечу, благодарно прикоснулся к нему и заговорил опять: — Худшее из наказаний — остаться без близкого человека. Я потерял двоих близких людей. Поэтому однажды полностью поменял свою жизнь. Попытка начать сначала. Ведь я еще был молод. И все это поддержали. И мои коллеги. И Катя, твоя мама. Да все. Все, кроме одного человека. — Это кто? — Был у нас в институте один неприметный профессор, вел семинар, по сути, историческую студию. Из породы таких людей, которым стоит только появиться, и… меняется музыка мира. Он под разными предлогами продолжал мне подсовывать статьи по моей теме: то просил что-то перевести, то отрецензировать, стучал тростью. Но мне было больно. Я испугался, что второго такого потрясения не переживу…

Медиум хочет, чтобы завещание не прошло к потомкам. История уже состоялась: реформа квалифицирована как благо

08 Проиллюстрировать

уговорил себя, что так и надо, так все живут, что так правильно и разумно. В общем, нашел доводы и отступился

Несколько минут прошли в полном молчании. <…> — В душе я понимал: я предал своего печатника, предал дело своей жизни. А ведь именно печатник меня тогда вытащил из шокового разлома. Когда сегодня Сашенька сказала, что в его деле был предатель, первая мысль: это я, я его предал. Игорь хотел что-то сказать, но отец остановил его, тронув за руку: — Предал, предал. «Сила правильных решений», «Убедительность разумного выбора» — это очень изощренная и проверенная софистика самооправданий. И ведь меня не заставили — я сам отказался. Предательство, в каком бы виде оно ни было, приводит к последствиям, которые могут догнать тебя и через много лет, как оказалось. «От меня ничего не зависит». Формула предателей. Она действует в пределах мира, где есть ты, маленький человек, и есть большие люди, которые за все отвечают, лучше знают, как поступать, как думать, как чувствовать, куда идти. «Так партия велела», «так вождь сказал», «так начальник думает»… Это так легко — делать то, о чем до тебя уже подумали, что тебе хором, в один голос, вбивают в уши. Не думать, не сомневаться, не решать. И это не просто конъюнктура, не просто сегодняшняя, сиюминутная слабость. Это слабость нашего сознания, пасующего перед испытаниями и неготового самому отвечать за все. А на самом деле ты всегда можешь сделать больше, если скажешь себе: «Никто, кроме меня»., «Кто, если не я». Голос печатника и сейчас живет во мне собственной независимой жизнью, настолько независимой, что если бы он сейчас вошел в эту комнату, я бы не удивился. Ты не устал? Я тебя не слишком загрузил?

09 Проиллюстрировать

— Нет. Я стараюсь понять… — чутко отозвался Игорь. — Я уговорил себя, что так и надо, так все живут, что так правильно и разумно. В общем, нашел доводы и отступился. — Какие доводы? — Да обычные. Ты их каждый день слышишь. «Никому это  не нужно» и «Кто я такой, чтобы …» Даже сейчас эти доводы во мне не заглохли. После каждого посещения «кафе» внутри все равно шевелится предательское: «Брось!», «Тебе что, больше всех надо?», «Мало тебе из-за этого досталось, еще хочешь?»… Не ожидал? — Я думал, ты больше всех заинтересован в разгадке этой тайны. — Так и есть. Она как любовь — раздирает меня на части. Только нащупаешь какой-то ответ, он взрывается множеством новых загадок. — Так скажи, что ты уже нащупал? — Там может пропасть, погибнуть кто-то, с кем у меня какая-то метафизическая связь. — Печатник? Круглов помедлил и раздумчиво кивнул. — Понимаешь, эта связь — то, что делает меня мною, что всех… нас делает… теми, о ком думал тот печатник, теми, кто… — Николай Николаевич запнулся, подбирая слово. Слово просилось простое и огромное, но произнести его сейчас что-то мешало. — Пап, я понял, — вдруг сказал Игорь. — Я это чувствую. Это и между нами с тобой есть. — Ты чувствуешь? Ты, правда, чувствуешь? Тогда ты должен чувствовать и то, как опасно эту связь разорвать. Для меня, тебя, Сашеньки.

Зачем ему Зеленая тетрадь? Она же сгорела. Зачем ему полусожженные листы? Выделенное серым перенести в другое место в пределах 35–37 главы. Куда? Или убрать вообще? Ваше мнение?

10 Проиллюстрировать

Николай Николаевич встал, подошел к столу и опять поставил посреди него многострадальный пресс: — Ну, давай, заново. Есть «черный человек», личность без лица… Один из печатников адресует ему слова, которые передает с Лешей, — что-то такое несогласное… — Все это совершенно не увязывается. Зачем печатнику сообщать про свое несогласие какому-то Медиуму? — запальчиво спросил Игорь. ККС — И непонятно, и странно. Идем дальше. Вы попадаете в тронную комнату, — Круглов поставил на пресс карандашницу и посадил на нее коробку из-под скрепок. — Этот фантом ведет себя как резонер и подбрасывает через вас с Лешей мысль о том, что может «все изменить». Вот и с Сашенькой меня свел. Такой аванс, как он считает, я обязательно захочу отработать… чтобы снова не потерять Сашеньку. <…> — Это ее ты встретил сегодня на Реформаторском? — Ну да, а Статуя — ее пра-пра-пра… — …бабка?! — меньше всего девушка была похожа на бабушку, и Игоря это слегка обескуражило. — А ты — захочешь «отработать»? — Игорь заглянул в глаза отцу, пытаясь прочесть в них ответ. Николай Николаевич потер виски. — Надо что-то придумать. Обыграть его. — Пап, да что от тебя хочет получить этот Медиум? Он сказал: «То, что есть у тебя, а у него нет». Что? Зеленую тетрадь? Она же сгорела. Ее практически не существует. Зачем ему полусожженные листы, тем более, ты сам сказал — осталась только незначительная часть. Что ему надо? — А ты как думаешь? — Как минимум, текст завещания, — предположил Игорь. — Хотя тут тоже вопрос: зачем оно ему? История уже состоялась, все рады-довольны, реформа завершена. — А как максимум? — Понятия не имею. Конец главы? Следующая глава? Ваше мнение?

Я решил, что это бред, сон разума. Некрепок оказался в вере. Как говаривал отец, жидок на расправу

11 Проиллюстрировать

— Скажи, если бы на его месте был ты, — как поступил бы в свете «уже сварившейся» истории? — <…> — Я бы на его месте? — задумался Игорь. — Доказывал бы свою правоту. Если был в ней уверен, конечно. Погоди, — он мотнул головой, словно вытряхивая из нее путающиеся мысли. А кафе — оно кому помогает: нам или ему? Николай Николаевич улыбнулся. — Скорее всего, кафе живет само по себе. Я каждый вечер, когда вы ложитесь спать, кружу вокруг этого кафе, надеюсь что увижу какие-нибудь события. — И что? — Никаких признаков жизни. — Каков же твой план? — Здесь Леша прав: мы обязательно должны найти этого Волшебкина. Во что бы то ни стало. Но нам нужна генеральная линия, которой придерживаться. <…> Игорь продолжал кружить по комнате и накидывать вопросы, которых у него было великое множество: — Хорошо, тему кафе подвешиваем, пока не найдем Волшебкина (ну и дурацкая же фамилия). Вернемся к Медиуму. Допустим, ему надо раскрыть заговор, задавить смуту. Но каков его обозначенный и четкий мотив? Ведь тот же тупик: история давно ушла вперед. Смысл? — Доказать свою правоту. Или реализовать одно из «если бы». Моя встреча с Сашенькой подталкивает к мысли, что у них там все в порядке, что печатнику и его дочери удалось бежать. — То есть, получается, что в этот-тот исторический момент проблема мятежного печатника еще не решена? И от того, сможет ли Медиум использовать тебя, зависит, как будут выглядеть неизвестные детали истории, которые откроют нам исследователи вроде тебя? — Будем считать это версией, — не очень уверенно кивнул Круглов.

12 Проиллюстрировать

— А кафе — оно кому помогает: нам или ему? — Скорее всего, кафе живет само по себе

— Почему он скрывает свое лицо? — Чтобы не порождать прямых аналогий с реальным Петром. Он — не сам Петр. Сам Петр остался в своем времени, умер. — Опять бег по кругу пересеченной местности, — Игорь поставил стул на прежнее место. — Ума не приложу. Что ему конкретно от тебя надо? Полусожженку? Что он хочет? Допустим, он охотится за завещанием, о котором молчит арестованный печатник, — Игорь заходил в нетерпении по комнате, поспешно поправляя в ней все, что устроилось как беспорядок. — Ты это завещание «воссоздал» в юности, себе не поверил, забросил идею, а теперь он тебе подкинул такую крутую возможность — удостовериться в своей способности «помнить» через века, проверить свою гипотезу-фикс. — Игорь вдруг остановился и засмеялся. — Вспомнил что-то смешное? — Да глупость в голову пришла. Что не Сашенька пра-пра-пра, а ты! Генетическая память в тебе встрепенулась, вот ты и наблазил завещание. И теперь Медиум его ищет у тебя. Зачем? Ну, хоть одну версию? — Чтобы завещание не прошло к потомкам. Официальная история уже состоялась: реформа провозглашена благом для России. И чтобы не портить эту официальную историю мнением какого-то печатника, которое «вдруг» может обнаружиться, всплыть из ниоткуда, Медиум всеми силами противодействует этому.

13 Проиллюстрировать

— Да на кой ему вся эта байда?! — запальчиво воскликнул Игорь. — Он же не Петр! «Если завещание будет раскрыто, — передразнил он непонятно кого, — возможен пересмотр истории». Не в тему это! Не увязывается. Кто он вообще такой? Откуда взялся? — Узнать бы его биографию. По моим прежним прикидкам, он — воплощение всего дурного, темного, «бесовского», что было в Петре. Вся его «нечистая сила». Так сказать, Петр, «очищенный» от всего, что ему может служить оправданием. — Нет лица, сидит в углу, говорит «подземным» голосом. А если сказать ему: Тень, знай свое место?! — проигрывал варианты Игорь и одновременно перебирал вопросы, спотыкаясь о свои же ответы и предположения. — Каково зло, идущее от него? В чем оно состоит? — Он — воплощение обезличенного государства, его зло — безразличие к человекам, цинизм и презрение, с которыми он служит «демону государственности»; ни перед чем не остановится, никого не пощадит, если в его понимании так надо для блага государства. Это все, что я знаю наверняка. — Аморализм государственной идеи в чистом виде, — провозгласил Игорь. — А чем опасен наш страшный Медя? Печатнику — тем, что может его погубить. Делу печатника — тем, что оно может не дойти до потомков. Но как его зло может быть направлено против конкретных нас — тебя, Лехи, Женьки, меня? — В принципе, ничего фатального: над людьми будущего он не властен. — Ты уверен? Я так не считаю. Он знает: ты — интеллигент, к тому же ученый, ни за что не бросишь без помощи того, кому она нужна. Он шантажирует твою совесть. Ну, и цепляет на жгучий научный интерес: сознайся, ты ж готов жизнь положить ради такого шанса — провести научный эксперимент на себе, да еще в ситуации прямого контакта с эпохой. <…> — А Петр, он знал о Караре? — Скорее всего. — И что? — Единственное, что важно Петру, — уникальное мастерство печатника, который один может делать прекрасные книги в новой графике; Медиуму сначала тоже было это важно, пока кто-то не донес, что Карара задумал нечто против власти. — Донес? Значит, был предатель? — застыл Игорь. — Самый что ни на есть. — Кто? — Не знаю, — с досадой ответил Николай Николаевич. — Сам голову сломал. Сашенька говорит — это Еремей, брат Карары. Тут у нас явно намечается еще одно действующее лицо — осязаемый, конкретный «антигеройчик». И не интриган-злодей, а мелкая сошка. Простой, безвредный маленький людь… — Ищи, кому выгодна гибель Карары. — Не гибель. Предателю все равно, жив он или мертв, лишь бы не мешал! — Чему? — Получить заказ по новой реформе. — Тот, кому выгоден заказ? Папа, что же ты так долго молчал? Получается, есть ответ на вопрос, для чего кто-то из печатников передает Медиуму что-то несогласное! Сам боится напрямую, а через Лехыча передает… Погоди, — остановился Игорь. — Ему нужен заказ… Идеи Карары встают на пути к его выгоде… И он, этот другой, потихоньку закладывает нашего печатника? Так? Тогда этот предатель — тоже печатник. Каким же надо быть, чтобы ради денег!..

14 Проиллюстрировать

— Не только из-за денег. Ему непонятны мотивы Карары, кажутся либо гордыней, либо глупостью. Что тот на дыбу пойдет, — так сам виноват, нечего бунтовать. А сам он верноподданный, благонамеренный, и это для него главное оправдание. В общем-то, до пошлости классическая коллизия… Здесь еще зависть… — Чему же он завидует? — Завидует таланту Карары. Завидует тому, что тот умеет быть свободным, что на его убеждениях нет силков чужих взглядов. А главное — смелости, которая свойственна только отмеченным Божьим даром. Вот это уже просто невыносимо. Элементарная зависть к талантливому, неприязнь к непонятному. Комплекс Сальери… — Ну и дела… А как ты догадался? — Помнишь, — помрачел Николай Николаевич, — я говорил, что В., который украл мои наработки, вывел другого фигуранта? Вот его и вывел. Только имени не назвал. Пользуясь моими черновиками, перевернул все с ног на голову и поставил на место Карары серого человечика. — Но кто это? — Чтобы размотать клубок, нам обязательно нужно его «вычислить», — Николай Николаевич склонил голову и, понизив голос, прибавил: — Пока все дороги ведут к тому, кто отдал Лехе «близнеца». К Еремею.

Причем довод меня поразил еще больше: «Здесь существует конфликт интересов».

15 Проиллюстрировать	«С этим ничего нельзя сделать» и «От меня ничего не зависит»	— Брат закладывает брата? Опереточность какая-то. — Конфликт всегда в таких случаях в том, что младший самолюбив и считает себя обойденным, оставаясь в тени яркого старшего. Братство мешает враждовать, но уязвленное самолюбие — благодатная почва для науськивания со стороны: стоит нашептать на ушко младшему про несправедливость распределения чести, наскоблить, что таланты младшего ничуть не меньше, да старший их не ценит — и все, готов враг из брата. Впрочем, я не утверждаю, просто рассуждаю. Прямых доказательств нет, да и с косвенными не густо, если не считать Лешиного похода в печатню. А главное — мы ничего не знаем о Еремее, так что не будем делать преждевременных выводов. — Слушай, папа, а наш Леха — он же и сегодня в печатне был! — вскочил Игорь. — Звонил, прикалывался — мол, какие-то божьи коровки на великана напали… Ты что? — спросил он, увидев, что отец обхватил голову. Круглов поднял лицо к сыну: — А иногда по ночам я думаю, что этот предатель — я. Потому что я предал его еще до того, много лет назад. Потому что, по большому счету, предательство — это обман доверившегося. Игорь подошел сзади и обхватил отца за плечи. — Мы все исправим. Мы теперь вместе. Круглов посмотрел на сына, ошалевшего от избытка впечатлений. Взглянул на часы: — Ого, засиделись мы с тобой. Идем-ка спать! Утро вечера мудренее. Хотя — какой уж теперь сон…
Резерв иллюстраций

Звонил, прикалывался — мол, какие-то божьи коровки на великана напали…

Если завещание будет раскрыто, возможен пересмотр истории

Худшее из наказаний — остаться без близкого человека