Я люблю музыку. И вы тоже ее любите, не правда ли? Все мы искушены ею: она приспособилась к человеческому многообразию и, чтобы соответствовать, научилась принимать различные формы. И, хоть я и склонна к меломании, одним из любимейших своих жанров считаю классическую музыку. Расскажу о мероприятии, которое я посетила девятнадцатого ноября
Одно из самых известных прибежищ слушающих классику москвичей — Московская консерватория им. Чайковского на Большой Никитской. Когда вы зайдете в зал и услышите самый первый звук зажатой струны или взятой ноты, будьте готовы распрощаться со своей свободой. Отныне вы раб прекрасного. Оковы не спадут даже после того, как вы покинете зал и вдохнете промозглый воздух ночного города; не оставят они вас и по пути домой, когда скрежет едущего вагона метро или газующего автомобиля будут эхом отдаваться в вашей голове, чудным образом сливаясь с услышанной накануне мелодией. Так, по крайней мере, часто бывает со мной.
Обычно я не знаю, какую именно музыку родит в конкретный день мастерство оркестрантов: покупая билет, я имею примерное представление о том, на что иду, однако слишком много внимания репертуару я не уделяю: чтобы ни играли в этом здании, я знаю, что это будет прекрасно. Некоторые события, все же, отличаются от прочих. Например, как оказалось, концерт, освещаемый в данной статье, был весьма популярен: зал был практически полон, редкое место пустовало. Видеть вокруг себя столько заинтересованных в классической музыке людей было более чем приятно. Но что же я все хожу вокруг да около? Не пора ли «просить свет на сей предмет»?
Название события звучало следующим образом: «Бессмертные шедевры. Рахманинов. Сен-Санс. Дебюсси». Безумно интригующе, учитывая, сколько у этих композиторов шедевров: которые исполнят? Вот что меня заинтересовало. Солистов же оркестра и дирижера я не знала вплоть до их объявления ведущей. Если эти имена вам о чем-нибудь говорят, то ими были Алексей Мельников (фортепиано) и Сергей Костылев (скрипка). Я не слишком стыжусь своего невежества в отношении исполнителей: они не интересны мне до тех пор, пока я не услышу их игру.
Программа оказалась следующей:
- С. Рахманинов: Концерт № 2 для фортепиано с оркестром до минор соч. 18
- К. Сен-Санс: Вакханалия из оперы «Самсон и Далила»
- К. Сен-Санс: Интродукция и рондо каприччиозо для скрипки с оркестром
- К. Дебюсси: «Море», три симфонических эскиза
Дирижировал оркестром француз Клеман Нонсье. Этот молодой, полный жизни мужчина отличился тем, что стал лауреатом Международного конкурса пианистов, композиторов и дирижеров им. С.В. Рахманинова в 2022 г. Когда я узнала о столь необычном «госте» из Европы, мне в голову закралось неприятное предположение, что, возможно, не любовь к музыке собрала в этот вечер стольких людей под сводами консерватории, а любопытство, проявляющееся в повышенном интересе русского человека ко всему иностранному. А впрочем, верю, что справедлива эта идея лишь для небольшого процента всех зрителей.
Стоит отдать должное мастерству дирижера: на протяжении всего концерта он полностью отдавался музыке, ни секунды его тело не задерживалось в одной и той же позе. При этом он был очень скромен: на традиционные в конце каждой части программы аплодисменты он кланялся лишь после того, как поднимались со своих мест все остальные артисты оркестра.
Для того, чтобы не слишком растягивать данную статью и ограничить себя в разглагольствовании, дам свой отзыв относительно самых памятных лично для меня эпизодов.
Наиболее впечатляющими для меня стали две последние части программы. Сколь банально бы это ни звучало, они превзошли все мои ожидания: сладостно и в то же время досадно испытывать столь невыразимо яркие эмоции, что никакие слова не в состоянии очертить их. Поэтому заранее прошу простить расплывчатость контуров, которая будет свойственна моим описаниям: мы оперируем душой, бесконечно своевольной для того, чтобы снисходить до ограничений.
Не станем спорить: в руках невежды скрипка становится лишь тонко обработанном куском дерева. Если же описывать мастерство Сергея Костылева, можно дать ему следующую характеристику: прекрасное соприкоснулось с прекрасным. Искусство тем и восхищает, что оно склонно к бесчисленным метаморфозам. Исполнитель неотделим от исполняемого. Несомненно, этот человек сыграл (во всех смыслах) одну из важнейших ролей в том, чтобы влюбить меня в интродукцию Сен-Санса: напряжением мышц, усилием воли и мастерством он сначала производил на свет звуки невероятной томности, а затем, словно спохватившись, разгонялся на своей деревянной спутнице до неведомых скоростей исполнения. После все снова возвращалось на круги своя.
Какие бы маневры не проделывал талантливый скрипач, каждый следующий обязательно был зрелищнее, внушительнее предыдущего. Сама неумолимая богиня музыки покорно служила ему в такие мгновения — не он ей, и вы бы убедились в моих словах, если бы вам посчастливилось оказаться в тот воскресный вечер в правильном месте. Однако этого не произошло, а потому сейчас я, скованная по рукам и ногам скудостью своего лексикона, пытаюсь передать вам непередаваемое и описать неописуемое. Никогда не доверяйте чужому восприятию. Стремитесь быть рассказчиком, а не слушателем. И лишь тогда вы сможете по-настоящему что-то оценить. После столь вычурной хвалебной оды гению Сен-Санса и мастерству Сергея Костылева странно говорить о чем-то другом. Как будто бы статья подошла к логическому завершению, не так ли? Увы, уделите мне ещё пару минут! Ведь сапфир сияет ярко, но глаз все равно падает на бриллиант. Так же и мой глаз упал на финальную часть программы — три симфонических эскиза Дебюсси «Море».
Стоит ли говорить, какой волной восторга накрыла меня его «Игра волн»? Это был первый раз, когда мне довелось погружаться на глубину, оставаясь на суше. Я не знаю, был ли Дебюсси, подобно Паганини (конечно же, оклеветанному), приятелем дьявола, однако за его произведениями стоит нечто настолько великолепное, что оно вызывает ужас. Моя учительница музыки говорила, что возвышенные мотивы вселяют в человека первородный страх: так верующий боится не только божьего гнева, но и божьей благодати, если подобный пример поможет передать суть моего сравнения. Все просто: то, что обладает великой силой, пугает, и ничего с этим не поделать. При этом именно такие внушающие страх вещи оцениваются нами как наиболее прекрасные. Мы, пленники низовьев, отчаянно стремимся к вершинам, превозмогая холодный пот, и трясущимися руками карабкаемся вверх, с каждым новым рывком все более цепенея.
Нечто подобное я испытала, сидя в пышном зале консерватории и сосредоточенно внимая лившимся со сцены звукам. Я была настороже: человеческой натуре до последнего свойственно искать подвох, до победного сомневаться в чем-то, что кажется совершенным, ибо мы знаем наверняка, что совершенство абстрактно. Однако Дебюсси приблизился к нему настолько, что, будь оно огнем, гениальный композитор не отделался бы простым ожогом.
Когда вы слушаете его эскизы, вы плывете: море обнимает вас и катает на гребнях волн. Когда вы теряете бдительность, оно захватывает вас и затягивает на дно. Но не спешите в ужасе барахтаться под толщей вод, силясь всплыть; вместо этого лучше оглядитесь. Море завлекло вас неспроста: оно посчитало вас достойным увидеть его роскошь. Коралловые рифы, невероятные создания, проплывающие мимо вас и легонько поглаживающие вашу щеку хрупким плавником, серебряно-златой песок и водоросли, оттенки которых сливаются в бесконечно яркую картину Кандинского — все это доступно вам как почетному гостю. А для Дебюсси каждый гость — почетный.
Должно быть, вы рады, что статья наконец подошла к концу. Поверьте, я тоже. Теперь, когда я свободна от ее написания, у меня есть все время мира: надеюсь, его хватит, чтобы заказать еще один билет.
Как думаете?