Глаза Игоря округлились. Он хотел что-то сказать, но так и не нашел, что. Ему и в голову не приходило, что его доброго, милого, такого смирного отца посещали такие страшные мысли.
— Да, мне не хотелось жить, я не видел смысла. Хотя я был молод, здоров, полон сил. — Он повертел в руках карандаш, потом поставил его в стаканчик и продолжил уже более решительно:
— Это состояние, когда я хотел расстаться с жизнью, длилось не больше десяти минут, но за эти десять минут я успел прокрутить в голове все свое прошлое, настоящее и будущее, как мне тогда казалось, совершенно никчемное: я неудачник, бездарь. Собрался написать прощальную записку. И как только передо мной лег чистый белый лист… До сих пор не знаю, что это было. Сейчас думаю — степень отчаяния и решимость были таковы, что в здоровом организме сработала аварийная защита.
Знаешь, что такое сумасшествие? Это ведь чисто человеческий феномен. Когда человек осознает, что ситуация несовместима с его представлениями о себе и мире, и, значит, жить дальше бессмысленно, незачем, — сознание «ломается», выходит из строя. Человек остается жить. Только это уже другое существо. В предельной степени поражения — просто биомасса. Сумасшествие — это торжество материи над духом. Это природа смеется над Богом в человеке. Помнишь, как их называют у нас — «убогие». Но ведь человек не соглашается! И если выбирать между сумасшествием и самоубийством — он выберет, конечно, второе. Но этот выбор — уже сумасшествие! Ты понимаешь, сын, какая ловушка ждет каждого отчаявшегося?

Николай Николаевич присел на диван рядом сыном, плечом к плечу, почувствовал, как благодарно прикоснулся к нему Игорь, и заговорил опять:
— Худшее из наказаний — остаться без близкого человека. Я потерял двоих близких людей. Поэтому однажды полностью поменял свою жизнь. Попытка начать сначала. Ведь я еще был молод. И все это поддержали. И Катя, твоя мама. И мои коллеги. Да все. Все, кроме одного человека.
— Это кто?
— Был у нас в институте один неприметный профессор, вел семинар, по сути, историческую студию. Он был из таких людей, которым стоит только появиться, и… когда сталкиваешься с таким, — меняется взгляд на мир.

Круглов опять замолчал. Ему непременно нужно было объяснить Игорю свои ошибки, но не для того, чтобы оправдаться, а чтобы уберечь сына от их повторения.
— В душе я понимал: я предал своего печатника, предал дело своей жизни. А ведь именно печатник меня тогда вытащил из шокового разлома.
Игорь хотел что-то сказать, но отец остановил его, тронув за руку:
— Предал, предал. «Сила правильных решений», «убедительность разумного выбора» — это очень изощренная и проверенная софистика самооправданий. И ведь меня не заставили — я сам отказался. Предательство, в каком бы виде оно ни было, приводит к последствиям, которые могут обнаружиться и через много лет, как оказалось.
Знаешь, порой кажется, что есть ты, маленький человек, и есть большие люди, которые за все отвечают, они лучше знают, как поступать, как думать, как чувствовать, куда идти. «Так партия велела», «так вождь сказал», «так пастыри учат»… Дана директива — и на нее немедленно ответь безусловным послушанием. Это так легко — делать то, о чем до тебя уже подумали, что тебе хором, в один голос, вбивают в уши. Не думать, не сомневаться, не решать. И это не просто конъюнктура, не просто сегодняшняя, сиюминутная слабость. Это слабость нашего сознания, пасующего перед испытаниями сомнением, размышлением и неготового к решению самому отвечать за все.