4 глава. Верстать всех наверх!

Местный онлайн-пилигрим Вовка Старостин, вечно блуждающий по просторам Всемирной паутины в поисках «чего-нибудь интересненького», вертелся у редакционного компьютера. Его знаменитый «ежик» сегодня был креативнее обычного — среди однообразных приглаженных прядок одна стояла торчком и смахивала на антенну. Вовик смахивал на астронавта.
— Николай Николаевич! Ну, вы слушаете, нет?
Круглов отложил завитушки в сторону и переключил сознание на реальность.
— Смотрите, что я нашел! — Вовка ерзнул в кресле, антенна вздрогнула.

Смотрите, что я нашел!

— И что за зверя ты, товарищ бледный мой, заловил на сей раз? — не отрываясь от книжки, поинтересовался Вадик, тонко намекая на результаты недавних изысканий. Последний раз Вова, на потеху всей редакции, вытащил из онлайна белку с перепончатыми крыльями и  доказывал, что сия диковина, выловленная в предгорьях Южной Америки — «атавизм» (уж очень ему понравилось это слово, и он со смаком повторял, пока его коллективно прессовали: это не происки фотошопа и не околонаучные бредни. Атавизм! — кричал и размахивал руками Вовик, изображая белку. — Она унаследовала крылатость от летучих рептилий, их в Южной Америке — дополна!)

Поставить на место покосившуюся Вовкину антенну смогла только Вера Кирилловна, и то — не с первого захода. А если точнее, он так и остался при своем, пообещав «накопить факты и всех победить».

На этот раз, похоже, все было серьезно:
— Во, объявление: «Спецвыпуск по Сети». На портале школьной прессы нарыл, — в голосе виртуального бродяги звучали нотки неподдельного интереса.

На это сетевое сообщество «Полундра» подсела сравнительно недавно.
Как представитель поколения, выросшего вдалеке от плодов Силиконовой долины, Круглов был немножко палеофроном и на глобальную сеть смотрел с недоверием. Но постепенно втянулся, даже заполнил сетевое досье на «Полундру» и, под нажимом ребят, отправил на портал несколько номеров газеты. Отзыв, который пришел в редакцию спустя некоторое время, показался Круглову дельным.

Больше всего его удивило, что в сообществе «братьев по разуму» не наблюдалось традиционного разделения на детей и взрослых. Какая-то бабушка русской революции бойко перечила десятилетнему оппоненту Антибиотику, в их спор то и дело вклинивался неформал в очках для подводного плавания, а некто Эксперт, по слогу и слову — мастодонт, не иначе, — посыпал их дискуссии перцем.

Тут же крутилась барышня класса из восьмого, которая каждый раз именовала свои выступления одним и тем же возгласом «Существуют ли у творчества законы?»


Оказалось, что школ, где издаются свои газеты, очень много. И где еще, как не здесь, можно обсудить все тонкости этого нелегкого дела.

Две Катерины (живое опровержение сплетен про девичью дружбу) уже заняли пункт стратегического наблюдения на диване.

Живое опровержение сплетен про девичью дружбу

ККС 

Вадик крутил колесико мышки, бегло пролистывая ненужные подробности. Прочие «полундровцы» тут же подтянулись к редакционному «зверю», обступили старпома со всех сторон. Только Данька пританцовывал у окна в такт музыке из наушников. «Тыц-тыц! Бум-бам! Брык-брык!»
— Так. Есть несколько форматов — писатели, фотографы, иллюстраторы, универсалы.
— Дальше здесь, — ткнул Вовик пальцем в монитор и моментально отдернул руку, вспомнив, что нельзя пачкать экран.
— «Внимание, внимание! Через несколько дней стартует новый проект „Спецвыпуск по Сети”. Школьный журнал, собираемый по Интернету, объединит сотни ребят и их наставников нашей необъятной…»
— Изо всехних газет верстают большой журнал, один! — суетился Вова. — Его, знач, по сети собирают. Правда, у них условие есть.
— Гениально! Даже больше, — издевательски, с преувеличенным восторгом выдохнула Маша. — Мы при чем?
— При том! Прославимся!
— «И счастливым обладателем Оскара становится…» — красиво взметнула рукой Марья-краса и щелкнула пальцами.


Никита Маленко (он же Никитос, он же Маля, он же Малевич, он же Малюта), примостившийся за столом с уроками, отвлекся на щелчок:
— Вован, ты сказал, условие есть. Какое условие?
— Не знаю. Написано — потом скажут.

— Что за манера — «потом»?
— А про что выпуск? Тема какая?
— Читать не умеем, господин профессор? Реформа русской шрифтографии!
— Ну и темка! Одна нуднота, никакого воображения — махнула рукой Машка и, потеряв интерес к разговору, стала позировать для своего портрета в кривом зеркале никелированного чайника. Отражение ни в какую не хотело быть гармоничным: то глаза разъезжались по сторонам, то подбородок норовил загнуться вверх до самого носа. Откуда-то сзади послышался сдавленный смешок. Маша, застигнутая врасплох, метнула яростный взгляд на Даника, но тот был весь в «тыдымцах-брыках-бамах» и якобы не имел к смехаханью никакого отношения.

Вадим откинулся в кресле, как в пляжном шезлонге, и подмигнул Вовке:
— А все равно наш Вован — молодец! Мы чаи гоняли, а он рыл. И нарыл. Ну, народ, какие еще мнения?
— И здесь орфография! — отозвался Никита, уперев палец в домашнее упражнение. — Лучше скажите, как пишется «невосприимчивый» — через «и» или через «е»?
— Сам ты невосприимчивый! Да еще и глухой вдобавок: не орфография, а шрифтография! — взвился Вовка. Скомкав попавшийся под руку черновик, исчерканный каракулями, он в сердцах запустил бумажным снарядом в Никиту. Тот моментально прицелился в сетевую ищейку фломастером, как копьем. Назревала потасовка. «Полундра! Сам лечу!» — затрепетал бумажный треугольник флагштока под порывом ворвавшегося в форточку ветра.

…Мгновение — и старпом уже сидел вместо Вовчика, близоруко щурясь в экран

— Так! — Круглов метко забросил ручку, которую вертел в пальцах, в карандашницу, отложил листок и встал. — Все, break! — он осторожно отворил провисшую дверку бурундука, выудил толстую книгу и протянул ее Никите.
— Вот словарь, ищи!

Малевич окислился. На кой ему этот талмуд, и без того проблема на проблеме, учебник на учебнике:
— Ну, скажите, «е» или «и», что вам, жалко?
Но Круглов был непреклонен:
— Сам, сам! Давайте-ка, что там дальше со Спецвыпуском, — повернулся он к ребятам. Вовка, приглаживая взъерошенные волосы, отодвинулся к окну — обиделся.

— Объясняю. В стовосемнадцатимиллионный раз. Вот. Портал. Школьной. прессы. Вот висит тема. Мы туда записываемся. Маня рисует, кто-то пишет. Дальше — верстаем или просто отсылаем. Там все демократично — хоть в ворде, хоть в верстке — примут.
— А ты у меня спросил, я хочу рисовать? — звонко щелкнула зеркальными половинками художница (красота была признана удовлетворительной и неземной). — Спокойно не живется? Ой! — Ритка аж вздрогнула: такое пронзительное «ой!» вырвалось из Машки. Это Едкий Даник, оторванный от мира грохотом ударных и стоном гитар, от нечего делать пульнул Вовкин бумажный шар в центр большого штурвала на стене, но угодил прямо в Машу.
Та собиралась ответить таким же точным броском, но новенькая Марина, до этого тихо сидевшая на краешке стула и никак себя не проявлявшая, вдруг ни с того ни с сего потянула ее к дивану. Девчонки с хохотом повалились на него — под дружный визг чуть было не придавленных Кать.
— Машка, это конкурс! Конкурс! Такой шанс о себе заявить!
— Призы-то какие? — отсмеявшись, выдохнула Маша. — Если что-то стоящее…

Заметив, что не у дел остался он один, Даник вытащил из уха наушник, зажал печенье в зубах и примерился к новой порции:
— О, призы? Где призы? Чур, мне приз!
— И мне приз! — отозвалось эхом. В просвете двери появилась рыжая голова.
Даник намотал наушники и убрал в карман:
— Звонарь на судне. Предлагаю дернуть рынду и начать заседание.

— Знаете, что! — вдруг крикнул Вова, и антенна на его маковке мягко завибрировала. — Неужели вы не понимаете, что наша «Полундра», по сравнению с другими такими же, — это зародыш! А нам нужны развитие и расцвет! Давайте по-серьезному!
Он подскочил к Бурундуку и вытянул из него причиндалы: старый оловянный рупор, «черную метку» и маленький полосатый коврик, олицетворяющий трибуну.
— Что сейчас представляет из себя наша «Полундра»? — продолжал кричать Вова, нервно поправляя рупором коврик. — В чем ее сила? Кто ее читает? Мы катимся по гладкому шоссе, сидим в спокойной обстановке, гоняем чаи и раскрашиваем картиночки! У меня давно накипело, я давно хотел вам почти всем сказать!
— Тогда: верстать всех наверх! — громко скомандовал Вадим. Этот призывный клич обычно означал конец дуракавалянию и всеобщую мобилизацию.