Вернемся, однако, на некоторое время назад, чтобы узнать, чем закончился день неутомимого спецкора Лехи, которого мы оставили в тот самый момент, когда Николай Николаевич положил трубку и мысленно пожелал ему удачи.
Тишина была непривычной: не гудел лифт на лестничной площадке, не хлопали двери, не доносились звуки фортепиано из верхней квартиры, где упорная девчонка, явно правнучка великого музыканта, день-деньской лупила по клавишам, донимая гаммами соседей. Только Чарли громко вздыхал в своем углу. «Наверно, черный чел ему снится», — подумал Леха. Было уже поздно, в доме напротив начали гаснуть окна. Время словно обходило дома и уговаривало хозяев: «Закругляйтесь, граждане. Экономьте электричество!» Звонарев представил себе старичка с седыми космами, в изношенной одежде и стоптанных тапках, семенящего по лестничным площадкам от квартиры к квартире.
Точки — такой же текст, ну может, не такой же, но текст. В любом случае, это осмысленный прием
Но Лехе страшно хотелось как можно быстрее распечатать снимки. Какой уж тут сон? Пока пожилой принтер кряхтел над заданием и мигал лампочками, наш спецкор буквально изнывал. Его отчаянно подмывало с кем-нибудь поговорить, но с кем? Леха остановился перед зеркалом. В нем он узнал вполне приличного молодого человека, не лишенного естественной привлекательности. Открытый взгляд, решительный профиль. Дядя бы сегодня им гордился: пережить мамину проповедь «от аза до ижицы» и ни разу не огрызнуться! А «ижицу прописывать» Лехина мама известный мастер!
Еще до начала разговора он, следуя совету «Курса воспитания родителей», дал себе слово джентльмена: стиснуть челюсти и молчать.
Особый подвиг: в самом начале взбучки, когда было оглашено, что до понедельника «сыночке» грозит домашний арест, с достоинством склонить чело: — Может быть, ты и права. Будет мне наука. Но я предлагаю другое. — Что именно? — удивилась мама, никак не ожидавшая такого поддавка и, конечно, заподозрившая подвох. — С сегодняшнего дня я буду всегда ставить тебя в известность о своих планах. — О каких это, интересно, планах? По поводу очередной подворотни? Или о новом коротком замыкании в подъезде под чутким руководством твоего дорогого Пусякина? Ты бы лучше запланировал заполнить дневник — туда без слез не взглянешь.
Тут Леху, конечно, жутко подмывало сменить поддавки на шашки по-чапаевски и защитить дневничище, но то ли ангел пролетел над его головой, то ли сознание уже заблокировало какую-то воинственную извилину, — он сдержался. Молчал, молчал и молчал. Как Прометей на утесе.
И гроза, бушевавшая над Лехиной головой, постепенно стихала, только отдаленным рокотом напоминая о пронесшейся буре.
Леха собой гордился — пережить мамину проповедь «от аза до ижицы» и ни разу не огрызнуться!
Леха прошелся перед зеркалом. Ни дать ни взять — ни добавить ни убрать. Уверенность, мужество, привлекательность — все на лице. Не зря «бегущая» на него запала! Единственно, ухо, за которое кое-кто противный оттаскал его в печатне, покраснело и топорщилось, но — плевать на увечья — раны только украшают героя. Покрутившись туда-сюда, спецкор Звонарев закатал рукава (да, так он явно взрослее), загреб ладонью волосы, выдвинул челюсть, изображая свирепый, по его мнению, взгляд, и заговорил деланым баском, обращаясь к своему отражению: «Принцесса, а какие книжки ты предпочитаешь? Вот ты такая умница-разумница, наверняка не один роман за свою жизнь прочла. В отличие от некоторых. Не будем показывать пальцем».
Он манеристо покивал, «принимая ответ» собеседницы, и продолжил: «Ну да. Я тоже не против Тургенева. Мы с Пусякиным в молодости напару даже про „Муму” статью писали. Не веришь? А зря». Леха чуток погрустил по другу, который в этот час уже наверняка просмотрел с десяток снов, и вернулся к принтеру. — Ну ты, зомби! Шевели картриджем! — рявкнул он на осоловевший аппарат. Тот боязливо моргнул зрачками и с урчанием заглотил очередной лист фотобумаги. Опять ждать! Надоело. Время словно играло в шахматы. Желтые окна в бетонных многоэтажках постепенно исчезали. Когда белые с щелчком вылетали — гас свет. Скоро соседний дом с головой укрылся одеялом ночи.
Лехыч сонно пялился на него и не знал, что его собственный силуэт уже давно стал объектом пристального внимания. В темной комнате дома напротив с полевым биноклем (а не каким-нибудь там театральным слабачком) затаилась девочка повышенного любопытства.
Бормоча под нос: «Сижу у моря, жду погоды, маню ветрила кораблей», Ритуля караулила нашего красавца с самого раннего вечера и уже собиралась свернуть наблюдательный пункт, когда желанное Звонарево окно вдруг засветилось. «Вот он — долгожданный свет в окошке», — то ли о свете, то ли о своих развед-открытиях поэтически подумала Ритуля.
Надо сказать, навыки разведчицы Ритка развивала в себе постоянно. Про координацию левого и правого полушария с помощью упражнения «восьмерка» — это уже всем известно. Про ходьбу с книгой на голове во время телефонных разговоров (для удержания эмоций) — тоже. Никто бы не удивился и тому, что она умела делать несколько дел одновременно — например, сидя над домашним заданием, слушала радио и прихлебывала чай вприкуску с печеньками; зажимая плечом телефон, болтала с Лялей и тут же держала под наблюдением детскую площадку во дворе.
Потом, по памяти, особыми значками, понятными только ей, записывала увиденное и услышанное, включая количество пуговиц на пальто бабушки из соседнего подъезда. Тренируя логику и интуицию, она прогнозировала развитие событий и как минимум в трех случаях из десяти попадала в яблочко (это только пока, то ли еще будет!)
Но это все уже никого не изумляет. А вот как именно Ритуля этого достигла — на этом стоит заострить особое внимание (ведь наша повесть не только детективная, но еще и «воспитательная». И мы, авторы, как никто заинтересованы в обучательном эффекте нашего произведения).
Итак, прежде всего, Ритка была находчивой. В том смысле, что она умела извлекать сведения буквально из ничего. А потом изучала их и применяла. Во-вторых, она была колеблющейся (без нерешительности), все подвергала веселому сомнению и знала: истина хоть и одна, а правды-то все равно разные. В-третьих, она была очень изобретательной девочкой. Не хуже Степы Пусякина, только по-другому. Ритуля изобретала не «что», а «как». Она придумывала методы.
Вы наверняка слышали и даже неоднократно повторяли мысль, что практика важнее теории. Так вот, это глубочайшее заблуждение всех времен и народов Носова разбила водяной бомбочкой еще в пору бантиков и куколок. Ей исполнилось восемь лет, а она уже была в курсе: если не выучишь таблицу умножения, сколько ни практикуйся, ничего конкретно-путного из такой математики не выйдет. Потому как без понимания принципов любое творчество становится катанием на карусели. Круг за кругом по одной и той же траектории: машущая руками мама, киоск с мороженым, качели-лодочки, продавец воздушных шариков, билетные кассы, опять машущая руками мама… А «колесо обозрения» так и осталось на другом конце парка.
С другим распространенным заблуждением Ритка была более-менее в ладах, по причине своего на редкость любопытного характера. «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Но что значит «владеть информацией»? Сама по себе информация — только кирпичики, из которых можно построить дом, стену, мост, башню — что захочешь. При условии, что у тебя в голове есть план, чертеж, инструкция или хотя бы объяснение, как эти кирпичики между собой соединить. Нет плана — кирпичи валяются на стройплощадке бесполезной грудой. Можно и по-другому выразить: информация — это телеграфные столбы. Пока между ними не натянуты провода — ток не пойдет. Умеешь натягивать провода — ты царь и бог. Если нет — скупой рыцарь, чахнущий над златом и ведущий при этом нищенское существование.
М + КЛ
Шерлок Холмс и доктор Ватсон владели одинаковой информацией, но только великий сыщик умел извлекать из нее пользу. Без ложной скромности: Носова была убеждена, что кое в чем знаменитого детектива она превзошла. Если фишкой Шерлока была одна дедукция, то Рита имела в своем арсенале аж несколько фирменных методов. Перечислим некоторые.
Как известно, информация имеет привычку улетучиваться, забываться, путаться и превращаться в свою противоположность — дезинформацию. Горячий момент сходит, и ты можешь потерять или перепутать даже самое важное. Что же делать? Как быть? Вернее, как не забыть? Записывать — не способ. Неудобно, лениво да и просто вредно. Вот академик Бехтерева говорила, что записывать — только память дырявить. Мозг — он всегда должен быть в рабочем тонусе. Кстати, у Ритки, которая вообще-то была не склонна к поклонениям, кумир все-таки был. Наталья Петровна Бехтерева. Внучка знаменитого Бехтерева, который не испугался поставить диагноз самому Сталину и поплатился за это жизнью. Великий русский медик, ученый-реалист, выдающийся физиолог и экспериментатор тоже был близок Риткиной натуре. Она про него читала.
КЛ
М
Под влиянием Натальи Петровны Ритка изобрела метод «Фиолетовая стрекоза» — для случаев, когда надо быстро запомнить, а потом легко вспомнить. Чтобы «раз» — и вспыхнуло. Вообще-то, этим методом многие пользуются. Еще наши бабушки узелки на память завязывали. Да и вам наверняка приходилось рисовать на руке крестик. А теперь признайтесь: сколько раз, глядя на запястье, вы мучительно пытались вытянуть из недр сознания: что сей крестик означает? Так вот. Риткина «фиокозочка» работала надежнее.
Суть способа: где-то в комнате примастрячиваешь крючок и с помощью воображения «вешаешь» на него то, что надо не забыть. А оно и впрямь не забывается. Можете проверить. В чем принципиальное отличие крючка от крестика? В яркости образа. Крестик лишен индивидуальности, безлик и скучен. К тому же сродни чему-то висельному. Крючок имеет характер. Ритка долго искала подходящий, чтобы он не «параллелился» со школьной раздевалкой или шкафом в прихожей. Да так и не нашла. Зато под руку попала Лялькина брошка — стрекоза. Ритуля ловко пришпандорила тонкий силуэтик над комодом и, приплясывая, изобразила стрекозиные движения в полете. Теперь легкокрылая должна была играть роль крючка памяти.
Всю следующую неделю Ритка проводила апробирование методы: фиолетовые крылышки работали! Они сохранили зацепку «позвонить Лиде Белоус в 20:30», тему сочинения по лит-ре, просьбу мамы выкинуть мусор, и всякие мелкие нужности, типа не забыть тетрадку. Стоило только глянуть на крылатую брошечку или просто ее представить — информация всплывала, как окошко в Windows,e.
М
КЛ
М + КЛ
Про метод «Пазл» вы знаете из 5-ой главы. Это ноу-хау устанавливает взаимоотношения между разрозненными событиями или фактами. Непонятно? Поясняем. Большинство людей мыслят линейно, пытаясь оценивать факты, выстроенные как на параде. Осматриваешь их с видом главнокомандующего и делаешь выводы о боеспособности армии. Ошибочка выйти может. Хорошо марширующие солдаты не обязательно быстро бегают.
Ритка делила информацию на блоки, каждый блок «красила» в свой цвет, потом «разрезала» на разноцветные пазлики, а их уже складывала-раскладывала в зависимости от ситуации, направления ветра и прочих субъективных и объективных причин. Отдельное внимание обращала на стыки и края: что к чему притягивается и где щелкает. Складывание-раскладывание пазликов, которые сначала живут отдельно друг от друга, но рано или поздно обречены спаяться и стать пазлом-отгадкой — это Ритку и занимало последние дни.
Пока картинка не вырастала, но часть ее, и довольно значительная, уже щелкнула, это точно. По крайней мере, пазлики с цифрой «29» можно было покрасить в один цвет, а с Петром — в другой. Большой пазл — это отгадка. Она была впереди.
Если фишкой Шерлока была одна дедукция, то наша Рита имела в своем арсенале аж несколько фирменных методов
Тут Ритуля и другую фишку держала наготове. Она хорошо помнила старинную игрушку, найденную у бабушки, перешедшую той в наследство, как выяснилось, от ее дедушки, а тому — подаренную каким-то неизвестным господином за то, что бабушкин дедушка вылечил его детей от тифа. Одной рукой надо было держать устройство у глаза, а свободной медленно поворачивать цилиндр. В плоской, едва пропускающей свет трубке, кучковались геометрические фигуры разнообразных форм и цветов. Эти занимательные узоры хотелось рассматривать бесконечно. Маленькая Рита почему-то сразу вспоминала сказку «Аленький цветочек», купца, выброшенного бурей на одинокий остров и бродящего по дивному дворцу. Он шел, задирая голову к высоким сводам, изумляясь оживающим хороводам самоцветов. Эта способность причудливых фигурок встретиться и совпасть в одном гармоничном узоре, а потом разойтись и собраться уже в другом, не менее оригинальном и развлекающем глаз, наводила на тревожную мысль, что связать пазлы можно не единственным способом, и результаты этого решения-соединения тоже могут быть вполне различны.
Леонид
А недавно в арсенале появились «Точки Онегина». Как русский классик хитро поступил. Вытолкнул воображение читателя из привычной колеи на волю волн многовероятности. Додумывание за автора, читала где-то Ритуля, есть великое последействие искусства. Шедевр всегда несет в себе некоторую недоделанность и незавершенность, благодаря чему разгадывать его можно вечно, что исключает и скуку, и назойливость. Метод точек, хотя он, несомненно, имел прямое отношение прежде всего к искусству, привлекал Ритулю своей практической стороной (не знаешь, чем заполнить пустоту, — пробей пустую октаву).
пауза обладает силой притяжения. Вспомните сами, слышали ведь не раз, что главное для артиста — уметь держать паузу. Выражение «многозначительная пауза» тоже всем знакомо. В главе «Кому угрожает опасность» Ритуля сказала себе: «Если факты не стыкуются, пропусти слабое звено и двигайся дальше». Но после доклада про точки она изменила направление своей мысли. Да-да, не удивляйтесь, несмотря на плотный распорядок и плохо расследующееся, в силу своей капризности, расследование, Ритка все-таки добила этот доклад, ведь она умела делать несколько дел сразу. В процессе докладотворения Ритконосик пришла к доказательному выводу, что Пушкин в своем знаменитом романе не просто так эти точки ставил.
В процессе докладотворения Ритконосик пришла к доказательному выводу, что Пушкин в своем знаменитом романе не просто так эти точки ставил
М
Чего только она не выслушала в ответ! Верка кричала на переменке, что поэт по цензурным соображениям изъял часть текста, Едкий доказывал, что Пушкин поленился, вот и «пробил пустые октавы», но Ритка уже знала: это не так. Точки — такой же текст, ну может, не такой же, но текст. В любом случае это осмысленный прием. Не только желание доказать, что тема ей по плечу, руководили Ритконосиком. Ей нравился этот роман. Очень нравился. Особенно места, где Пушкин уводит читателя в сторону. Она просто балдела от авторских подстегиваний типа «Держите прямо свой лорнет», «Гм! Гм! Читатель благородный». Вроде Пушкин к ней обращается, и она и есть этот благородный читатель. Но про лорнет — ужасно нравилось. Почему-то именно лорнет больше всего и запомнился Ритке, прямо в память врезался. Ну, и «гм-гм» тоже.
Запечатлев на титульной странице «Что означает многократное повторение точек в знаменитом романе?», Ритка открыла книгу и занялась пересчетом «точечных октав». Не объединяет ли их какая-нибудь закономерность? Но зачиталась… Так зачиталась, что перестала спотыкаться о пропущенные строфы. Молчание этих ненаписанных строф притягивало как вырванная из книги страница.
М
Однажды Ритка слышала историю про какого-то знаменитого музыканта, который вышел в зал, сел за рояль, занес руки над инструментом и… сыграл «музыку тишины», то есть полное молчание. Потом встал, поклонился и ушел. А зал разразился овациями. Когда отец рассказывал про этот казус, она еще подумала: чеканутик, наверно. А теперь знала точно: гений. Как Малевич с «Черным квадратом». Ведь главное в искусстве — что? Произвести впечатление, толкнуть, пробудить от спячки. Настоящее — оно всегда трогает за живое. Недосказанность и безмолвие сильнее бьют по гребешку, чем поток слов, выпуливающийся как из брандспойта. «Правильные» словаБормашины — они никогда не западут в душу, даже если от них треснут все человеческие подкорки. Потому что они не допускают тишины.
Очень сложно играть с тишиной. Когда возникает пауза, чувствуется большая неловкость…
Ведь главное в искусстве — что? Произвести впечатление, толкнуть, пробудить от спячки
М
И в какой-то момент Ритке стало ясно: пропущенная строфа — это пауза, которая сама по себе тоже стих, а не пустое место. И ведь Пушкин пропускал не только строфы. Он целой главой пожертвовал. «Гм-гм, читатель благородный!», что ты на это скажешь? Каким макаром уездная барышня Таня превратилась в знатную даму? Без никаких тебе объяснений. Взяла и превратилась. И ведь ты слышишь это молчание пропущенных строф! Рассказывай Пушкин о переменах в своей героине подробно-последовательно и «правильно» — заметил бы «читатель благородный» контраст между «было» и «стало»?
Под конец докладотворения Носова пришла к выводу, что эти свободные места как минимум имеют тройное значение. 1. Многоточия — это «бессловесные слова». 2. Они помогают не увязнуть в подробностях. 3. Пушкин хотел, чтобы все сказано было в обрез, но точно. Он следовал какому-то правилу, которое определяло появление этих пропусков (какое, Ритконосик пока не выяснила). Это математически обоснованное повторение, которому подчиняются стихи.
«Все же эта Дарья-Анастасия поступила не так уж глупо, — решила Ритка. — Если учитель дает ответ, вопрос ученика сразу кончается, а она-то мой вопрос не потушила — она его продпалила». Самое потрясающее состояло в том, что любой ответ на Риткин вопрос про точки не был окончательным.
Запечатлев на титульной странице «Что означает это многократное повторение отточий в знаменитом романе?», Ритка открыла книгу и занялась пересчетом «точечных октав»
М
Резерв иллюстраций
Точки — такой же текст
Кто владеет информацией, тот владеет миром
А недавно у Ритули в арсенале появился метод «Точки Онегина»
История создания этой главы и пожелания к доработчикам 
Комментариев 1
