29 глава. К вопросу о конгениальности

Глава 29. К вопросу о конгениальности {social}
Четверг, утро О бесстрашии робости, об отваге отчаяния, и о том, что в экстремальных ситуациях у человека открывается второе дыхание

История создания этой главы и пожелания к доработчикам

Кто не слышал сетований взрослых о том, что современные дети ничего не читают? А кто-нибудь из сетующих задумывался над тем, что им читать? Ой, только вот не надо про великую и бессмертную классику. В конце концов, Толстой и Достоевский, не говоря уж о Пушкине и Лермонтове, создавали свои бессмертные творения не для школьников. Вам, кстати, не приходила в голову мысль, что сжег бы Николай Васильевич и первый том «Мертвых душ», если бы знал, с какими чувствами бедные дети учат наизусть его «Птицу-тройку» и вымучивают «галерею помещичьих типов»? Он бы в завещании написал: «Детям до шестнадцати…»
Школьники хотят читать о себе!




Видеоцитаты к главе от команды «Киношут» (игра «29 генваря» 2011)

http://youtube.com/embed/opK77PcO7_A

Но где, на каких полках, стоят пусть не бессмертные, а хотя бы актуальные книги о школе? Где брать захватывающие сюжеты?
Да рядом! Послушайте, присмотритесь, оглянитесь. Мексиканские сериалы отдыхают от накала страстей и силы выражения чувств…


Как вам, например, вот такая простенькая история?

{anketa}


Все началось с того, что заменяющая Дануту Станиславовну практикантка попросила написать экспромт. Левашов зачитал стих.
— Конгениально! — процитировала великого комбинатора начитанная Верка.
— Увы, смысл префикса «кон» совершенно другой, — поправила ее практикантка тоном «я на свете всех умнее». 9 «А» уже не раз ставил ее в тупик нелепыми вопросами и непредсказуемыми ответами. Теперь представилась возможность отыграться. Тем более, Дануты Станиславовны, потакающей этим кошмарным детишкам, сегодня на уроке не было. — А слово означает: сходный по образу мыслей, стилю или манере. Его, как правило, сопровождает существительное в дательном падеже, объясняющее, кому или чему конгениален субъект.
— Нелогично, — ни с того ни с сего выпулила Ритка, занятая своим пазлом и пропустившая мимо ушей весь предыдущий разговор (сегодняшнее поведение Круглова и причуды кафе никак не вкладывались ни в одну из ее версий).
— Не вижу ничего нелогичного, — ответила практикантка, даже не повернувшись в ее сторону. Этот уже ставший традиционным выброс в никуда и «для никого» сыграл ключевую роль в дальнейшей истории.
— А я вижу! — огрызнулась Ритуля. И чего ей не молчалось?




Прозрачные ручейки весело струились по Водобаевскому лицу. На кончике носа они собирались в увесистые крупные капли

Класс прям обалдел.
Врожденное добродушие Ритконосика куда-то испарилось, а спор, в который она непонятно откуда впрыгнула, не давал ей никаких шансов.
— Логика тут есть, — ответила практикантка, как показалось Ритке, с презрительной усмешкой. — Это слово латинских корней: con — вместе, и genius — дух. Запомните, и закончим дебаты.
— Детям не нужны заграничные слова, но им нужны дебаты! — выдала Ритуля очередную глупость. Она страшно разозлилась на распорядительные нотки в голосе практикантки. Данута, которая отдала их на съедение этой неудобоваримой девице с дурацкой заколкой в волосах, приучила их к дебатам, что называется, с младых ногтей, — и умела мастерски крутануть любую глупость, сказанную учеником.
А практикантка — та так:
— Я подумаю об этом, — и поставила точку.
Когда люди хотят уйти от разговора или просто не знают, что сказать, или не придают веса теме, они говорят не просто «подумаю», а «подумаю об этом».
Она никогда не будет об этом думать. Ей просто нужно, чтобы Ритка закрыла рот, да и все остальные — чтобы молчали и внимали истине (в ее исполнении). При этом не наблюдалось ни малейшего беспокойства: что у ребенка останется в голове — относительная ясность, сомнения или туман.


— Мои замечания прошу воспринимать не как оценочные, — снова вылезла Ритуля.
— А как какие?
— Как пожелательные.
В классе назревало выжидательное шевеление.
— Если ты, Носова, ищешь повод сорвать урок, — практикантка почувствовала, что класс не на Риткиной стороне, — выбери менее примитивный способ. Или я, в отличие от тебя, буду вынуждена прибегнуть к оценочному суждению и снизить тебе балл.
— Интересно, за что?
— За несуразные выкрики с места.
— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — выдала в сердцах Ритуля, не ожидая от себя такого выпада.
(«Ты че, Носова, опухла? — раздалось шипение Канарейки. — Что за тёрки?»)

Да, повод был ничтожным. Его, можно даже сказать, и не было.
Впервые в жизни Ритконосик вступала в конфликт с педагогом, если, конечно, эту девицу можно было воспринимать всерьез. За две недели «пробных уроков» Ритка шаг за шагом теряла доверие к горе-учительнице, способной лишь на постоянные одергивания, назидательный тон и пропаганду своего, по сути зачаточного, педагогического «опыта».
В прошлый раз она наказала Ритку докладом про точки (а когда Ритка, оторвав себя от заслуженного отдыха и важного расследования, его сбацала, — о точках благополучно «забыли»).


Ритка уходила с урока, твердо решив: никогда больше она не вступит в разговор с этой фрекен Бок в молодости. Но сегодня ей пришлось вспомнить: «Никогда не говори „никогда”».
Класс ждал. Ритка решила занять принципиальную позицию: не вертела головой, не противоречила, не задавала вопросов. И это сразу было замечено.
— Есть что сказать, Носова?
— Можно сбегать в редакцию за словарем? — неожиданно спросила Ритка.
— Я бы на твоем месте… — на этом «месте» практикантка почему-то споткнулась и напряженно завертела в руках мел. — Ладно, Носова. Иди. Посмотри в словарь.
Несмотря на молодость и хрупкость, она явно относилась к миру «отцов». Даже Бормашина на ее фоне выглядел как свой.

Дети имеют право отстаивать свою точку зрения, даже если она неверная, и не соглашаться с мнением других, даже если оно аргументированно!

Ритке страшно хотелось доказать этой надутой особе, что дети имеют право отстаивать свою точку зрения, даже если она неверная, и не соглашаться с мнением других, даже если оно аргументированно.
Когда ребенок несет чушь (а дети несут ее очень часто; и уверенность в своей упрямой правоте в каком-то смысле является детской профессией), — все равно нужно общаться на равных, без хозяйских ноток в голосе. Учитель и так на возвышении, — стоит ли дополнительно подчеркивать эту разницу?

Уже подходя к редакции, Ритка поняла: она в весьма уязвимой позиции. Что ее дернуло затевать спор на пустом месте? Сидела бы и молчала в тряпочку. В крайнем случае просто «отзеркалила» эту аристократически-отстраненную, с безразличным выражением лица девицу и осталась при своем.
На скрип открываемой двери капитан даже не оглянулся, хотя занимался будничным делом: вносил правку. За одним ухом у него торчал розовый маркер, за вторым — желтый («лишние сущности» выделяет, — поняла Ритка). Ее неприятно кольнуло, что он засуетился, подбирая разлетевшиеся от легкого сквозняка драгоценные «напоминалки».
Ей бы выдержать паузу, но она была не в том настроении:
— Николай Николаевич. Я к вам с литературы. Можно взять «Словарь синонимов»?
— Там Тришин, Александрова и Ефремова. Бери Александрову, — не поднимая головы, сронил Круглов.
— Мне нужен словарь синонимов!
— Я и говорю: Ефремову не бери!
Ритка, обиженная невниманием, чуть не плача, вытянула из бурундучных отсеков светло-рыжий, в пролысинах, словарь под редакцией З. Александровой.
— Но он старый!
— Зато точный.
Раскрыв словарь на первой попавшейся странице, она сразу споткнулась: на полях сплошь и рядом висели карандашные тучки, меж строк торчали какие-то непонятные значки, стрелки и зачем-то цифры.
«Прямо периодическая система», — подумала Ритка.

— Моя мечта! — заметив, наконец, как Ритуля разглядывает приписки, воскликнул довольный Круглов и, подводя некую итоговую черту, проскрипел желтым маркером по листу. — Мечтаю собрать новейший словарь синонимов, и чтобы в нем были не только слова, но и синонимические метафоры, и интересные примеры словоупотребления.
— Прям мечта? — с иронией отозвалась Ритка. — А как вы отличаете мечту от банального интереса?
— Мечта — это нечто возвышенное, что не дает тебе покоя, о чем часто думаешь, что греет и холодит душу, а интерес — приходит быстро, держится недолго, уходит по-английски. Однако в моем случае не такая уж это всепоглощающая мечта. Перед тобой, Рита, моя настольная книга, в ней собрана куча полезного. Я много лет ей пользуюсь и никак не напользуюсь.
— А есть там что-нибудь про конгениальность? — без энтузиазма спросила Ритка.
— Сейчас глянем. Вот смотри: конгениальный, конгениальная, конгениальное. От латинской приставки con — вместе, и genius — дарование. Если перевести на язык наших осинок и березок — сродный, совпадающий, подходящий — по духу, уму, таланту. Пример — «Эта музыка конгениальна тексту, к которому написана».
— Нелогично… — неуверенно подвела черту девочка.
— Зато эффектно!


— Николай Николаевич, — грустно сказала Ритка. — Я уцепилась за ошибочное суждение и в этой ошибке стала упорствовать.
— По незнанию?
— Нет, из принципа.
— Вот те на! Какой же принцип тебя, собственно говоря, заставил упорствовать в ошибке?
Ритка путано рассказала про конфликт с практиканткой:
— Мне очень хотелось высказать ей все, а что «все» — сама не знаю. Обидно: она обращается со мной, как с какой-то ничтожностью. А за словарем я шла — тоже не знаю зачем. Может, с вами поговорить.
— Ну, только не хлюпать и не разводить сырость. Если ты огорчилась, значит, сама понимаешь, что сделала что-то не так, а если понимаешь, значит, все исправишь.
— Извиниться? Она не поймет. Она зациклена на статусе педагога с большой буквы и всегда на своей назидательной волне.
— Даже если и не поймет, — никакой беды. Ты что, извиняешься только под гарантии? Кстати, извиняться можно не только словами.
— Ага… точно. Бывает, я поссорюсь с мамой, потом тихо-тихо подбредаю к ней и сажусь рядышком. Или включаю ее любимую песню про сурка.
— Вот это конгениальность! — похвалил ее НикНик.
Ветер за окном, погуливая по верхушкам деревьев, просачивался в редакцию и гонял вздрагивающие тени по стенке, где висели штурвалы всех мастей.
Несколько минут Ритка (со словарем на коленках) и Круглов (с цветными маркерами за ушами) сидели молча.
ККС
Время урока безжалостно дотикивало.
Кошмарное и мерзкое настроение, с которым Ритка пришла в редакцию, незаметно отпустило ее, напряжение спало.
— Спасибо, Николай Николаевич, я попробую! — пообещала Ритуля.

Уверенность в своей упрямой правоте в каком-то смысле является детской профессией

Не долетев до класса, Ритка произвела вынужденную остановку. Недалеко от кабинета, прислонившись лбом к окну, стоял источник ее возмущения — практикантка. Плечи ее вздрагивали, распущенные волосы, освобожденные от заколки, закрывали лицо.
Ритконосик застыла. Неужто плачет?
Практикантка переменила позу: одной рукой она оперлась о стекло, а другую, с заколкой, опустила вниз. Всхлипывания и шмыганья неровно разносились по коридору. Этот плачущий силуэт у окна невольно запустил в Ритку маленький снарядик сострадания — сердце дрогнуло от сочувствия. Что же могло случиться за то короткое время, пока ее не было в классе? Ой. А вдруг девушка расстроилась из-за ее выходки?
Преодолевая неловкость, Ритконосик потянулась к зареванной девушке и тронула руку с заколкой. Спина вздрогнула и распрямилась, шмыганье умолкло.
— Вободаев? — коротко спросила Ритка.
Практикантка помедлила и кивнула.
— Вы, знаете что, не ревите, — Ритка так разволновалась, что сама уже была готова всплакнуть за компанию. — Это не тот фрукт, из-за которого можно реветь.
— Ты иди, Носова, — совсем по-детски всхлипнула практикантка. — Все будет хорошо.
— А вы?
— Я сейчас успокоюсь… и тоже приду-у-у, — по щекам у нее текли слезы, она растирала их рукой и от этого казалась совсем юной. Чуть старше своих подопечных.
Ритке стало стыдно. Ей показалось, что она, несмотря на сочувствие и даже проснувшуюся в этот момент симпатию, недостаточно сопереживает плачущей девушке. Но обостренное чувство справедливости и желание помочь взяли верх.
— Да кто он вам? Никто!
— Не в нем даже дело, Носова.
— А в чем? Скажите, и если я могу вам помочь, я обязательно…
— У меня ничего не получается. Я не могу…
— Ну что вы! — горячо завозражала Ритка. — Это все временные неприятности. Хотите, я доведу до ума доклад про точки? Хотите, я всего «Онегина» выучу наизусть, только не переживайте так, или знаете что, вы поплачьте, и пройдет. У меня тоже так бывает…

Конечно, такой гад, как Вободаев, мог довести до слез любого, но не так же рыдать!
— У вас что-то еще случилось, да? — спросила Ритка.
Практикантка кивнула в очередной раз и вытерла рукой глаза.

Ритка удивлялась произошедшим в себе переменам. Еще полчаса назад внутри все кипело от одной мысли об этой мымристой девице, а теперь она еле удерживала себя от рева в ее пользу


— Простите меня, я была неправа. Я не понимала… — сопнула носом Рита, чувствуя, как горло обволакивает колючий комок.
— Все пройдет… зимой холодной… — еле слышно проговорила практикантка и положила заколку на подоконник.
Ритка изо всех сил пыталась вспомнить, как ее зовут. Дарья Андреевна? Анастасия Павловна? Мария Сергеевна?..
За спиной щелкнули большие часы, знаменуя переход стрелок к четверти. Ритка машинально обернулась — 11.45. До конца урока 15 минут.
— Все знают — у него проблемы с психикой, — не придумав, какие еще слова подобрать для успокоения, сказала Ритка.
— Это у меня проблемы с психикой, — усмехнулась сквозь слезы Дарья-Анастасия-Мария.
Ритка переминалась с ноги на ногу и удивлялась произошедшим в себе переменам. Еще полчаса назад внутри у нее все кипело от одной мысли об этой мымристой девице, а теперь она еле-еле удерживала себя от рева в ее пользу. И главное желание сейчас — пойти в класс и оторвать Вободаеву его носатый нос!

Практикантка повернула к ней припухшее лицо.
— Слушай, у тебя случайно нет зеркала?
У Ритки в портфеле всегда был наготове ее рабочий инструмент, любимый прибор для наблюдения — карманное зеркало с двумя створками и двойным отражательным функционалом — обычным и с увеличением.
— Вы только не уходите. Я быстро. — Ритконосик молнией метнулась к классу. Самое главное, чтобы зеркало оказалось на месте. Почему-то это показалось очень важным.





У доски в позе степного орла, с раскинутыми в стороны крыльями-ручищами, сильно подавшись вперед, парил Вободаев





Сказать, что увиденное за порогом шокировало ее, — значит ничего не сказать. Конечно, их класс всегда отличался экстремизмом, но такой стоп-кадр она наблюдала впервые.

В кабинете сильно пахло паленой шерстью. У доски, прямо под записью «А.С. Пушкин. 1799–1837», босиком, вернее, в одних носках и в позе степного орла, с раскинутыми в стороны крыльями-ручищами, сильно подавшись вперед, парил Вободаев. Напротив, у распахнутого окна, так же раскинув руки, легкой ласточкой замерла новенькая. В вытянутой руке она держала ботинок. Было понятно, что при малейшем движении со стороны Вободаева штиблета спилотирует в безоблачное небо.
В луже на полу валялись мелкие и крупные осколки разбитого кувшина для полива цветов. Осколки походили на маленькие шлюпки.
Рядом, на желтом линолеуме, местами прошитом черными линиями и островками цементного пола, торчала вторая штиблета. Как брошенная шаланда у раскисшего пирса. «Парус» органично заменял сухой лист герани, по всей видимости, сметенный сквозняком с подоконника. Для полного сходства с покинутым судном недоставало только сломанной мачты и забытых неподалеку весел.


Прозрачные ручейки весело струились по Вободаевскому лицу. На кончике носа и подбородке они собирались в увесистые крупные капли и виноградными гроздьями свисали оттуда до тех пор, пока собственная тяжесть не заставляла их оторваться и лететь вниз. «Ну, прям пособие для лабораторки по физике! — чуть не брякнула Ритка, невольно вспомнив работу „Измерение коэффициента поверхностного натяжения воды”. — Интересно, сколько у него сейчас Ньютонов на метр?» Но прикусила язык, увидев выражение разноцветных глаз Вободаева.

Бодя в мокрой майке, с мокрыми волосами (капли стекали по подбородку, время от времени он утирал их тылом кулака), тяжело дышал и так смотрел на новенькую, будто кроме них двоих в классе никого больше не было. На лице его отпечаталось изумление и (Ритка уловила) что-то вроде восхищения, смешанного с яростью. Ежу было понятно: стоит Вободаеву развернуться в ее сторону — и ботинок в один миг полетит «за борт».
— Канарейка, вперед! — прорычал Вободаев.
— Каранейка, назад! — остановила его Марина, нечаянно переставив слоги.
Но Канарейка все-таки произвел слабо-атакующий жест с намерением взять девочку на абордаж и спасти Бодин лапоть.


Рядом, на желтом линолеуме, местами прошитом черными линиями и островками цементного пола, торчала вторая штиблета. Как брошенная шаланда у раскисшего пирса


ККИ


главная картинка



Бодя в мокрой майке, с мокрыми волосами (капли стекали по подбородку), тяжело дышал и так смотрел на новенькую, будто кроме них двоих в классе никого больше не было




Тут новенькая, не отводя руку с ботинком от окна, второй легонько и, как показалось Ритке, очень вежливо (синяя ленточка на запястье озорно взметнулась) подтолкнула Канарейку в лоб. Тот с возгласом «Едрен паровоз» поскользнулся на мокром линолеуме и, словно по накатанной, пролетел до второй парты. Сидевшие за ней Кати, похожие на испуганных воробьев, подскочили и прижались к стене рядом с Риткой.
— Ну, ты меня достала! — с этими словами Канарейка снова ринулся к окну, но опыт ничему не научил его: через секунду он опять маневрировал, как на ледовом катке, с грохотом рухнул и распластался под доской. Длинные ноги зацепили швабру, которая, падая, треснула Певцова по башке. Мальчишки обидно заржали, а сам нападающий просипел под взвизги девчонок:
— Да я тебя сейчас на шурупы разберу!
Марина великодушно не обратила на это внимания.

— Чего ты хочешь? — спросил Вободаев.
— Подумай, — ответила девочка.
— Бодя, она припадочная. Надо психбригаду вызывать.
Из распахнутого окна подуло осенней свежестью, воздух стал таким насыщенным — от октябрьского холодка, от орлиной позы Вободаева и звонкой, как струна, напряженности в фигурке Марины. Картина выглядела почти литературно, однако весь пафос сбивали ноги Вободаева. Точнее — его носки не первой свежести, да к тому же дырявые.
— Что, неужели зашить не в состоянии? — вдруг спросила новенькая, кивнув на выглядывающий из дырки палец. Многие сразу привстали, чтобы разглядеть, о чем речь.
— Для тебя оставил!
— А у самого — вся сила в мышцы ушла, мелкая моторика отдыхает?
— Это на тебе, припадочная, природа отдохнула, — влепил Канарейка, но подгребать ближе не стал.
— Ладно,- угрожающе протянул Вободаев. — Собрание перестает быть томным. Заплыв трусцой по пересеченной местности окончен. За медалями обращайтесь к Кенару, — и, со злостью отшвырнув керамическую розу, двинулся к окну.
В тот же момент новенькая одним махом вскочила на стул, затем на учительский стол и ступила на подоконник. Рука с раскачивающимся на шнурке ботинком сместилась на улицу. Класс ахнул. Ритка даже забыла, зачем пришла. Вободаев, бледный, как рама на этом же окне, тоже плохо ориентировался.

— Мамочка родная, девица компотная, — пролепетала Катюха.
— Слышь, экстремалка, быстро слазь, или пожалеешь, — выдавил Бодя через минуту.
— Меня Мариной зовут, — спокойно ответила новенькая и переступила дальше, туда, где шелестели занесенные ветром листы липы. Нога в аккуратной туфельке с бантом уже на треть свисала наружу. Все оцепенели. Четвертый этаж… (Не зря говорят, в экстремальных ситуациях у человека открывается второе дыхание, силы возрастают во много раз.)
— Хорошо, Марина. Сойди, Марина, с окна.
— Нет, — коротко ответила новенькая.
— Как человека прошу.

Ритка и представить не могла, как вести себя в такой ситуации. Выбежать из класса и позвать на помощь кого-то из взрослых? Но за это время может произойти непоправимое: подоконник скользкий и к тому же старый — может не выдержать.
Просить Марину прекратить демарш? Но она очень хорошо понимала состояние, в котором находилась новенькая, — и вперед нельзя, и отступить — ни за что!
Вободаев попытался сделать еще шаг — нога Марины начала съезжать с жестяного отлива. Первой завизжала Катя Первая, ее соло поддержали несколько слабонервных девчонок; кто-то из мальчишек дернулся в сторону двери, но его остановили.
— Марина, прошу, слезай, — повторил Вободаев мягче. Ему не удалось «сохранить лицо»: оно выдавало, что он струхнул.
— Извинись! — сообразила Ритка. — Быстро извинись!

Вободаев, как молодой телок, набычился и метнул на Ритку взгляд, от которого у нее внутри сразу заныла какая-то жилка, отвечающая за жизнь. Но вдруг:
— Марина, извини… — выдавил Вободаев. Красная физиономия его, с носатым профилем и колючими глазами, по-прежнему не внушала доверия.

Ударил звонок. Никто не шелохнулся.
— Канарейка, твоя очередь! — выкрикнула Ритка.
— Пернатый, слышал, чего хочут дамы?- Бодя, не отводя от новенькой взгляда, щелкнул пальцами.
— Прошу.
— Прощения! — торопила Ритка.
— Прощения… — повторил за ней Канарейка тонким голосом.
— Марина, у тебя! — суфлерски подсказывала Ритка.
— У тебя, Марина… — повторил Канарейка.

Именно в этот момент, разрушая шаткое равновесие «живой фотографии», Мамочка подошел к доске, уткнулся в надпись
«А.С. Пушкин. 1799–1837» и на полном серьезе изрек:
«А чей это мобильник, я не понял?»
Раздался спасительный, с заикательными паузами, невероятный хохот, и все персонажи пришли в движение.
Марина перешла на внутренний подоконник, пристроила на угол рамы вободаевский ботинок, как обычно вешают обувь для просушки,
и спрыгнула на пол. Красивая и легкая. Одинокая и прекрасная в своей независимости. По классу прокатился вздох облегчения.




Вободаев, как молодой телок, набычился и метнул на Ритку взгляд, от которого у нее внутри сразу заныла какая-то жилка, отвечающая за жизнь

Никого не обходя, она прошла мимо Вободаева. На лицо его невозможно было смотреть: налитое краской, не злобное, не растерянное, а какое-то тугое, оно не выдавало ни одной мысли…
Канарейка, засопев, взобрался на окно за вободаевской обувкой.
Новенькая взяла сумку, собрала учебники.
— Какой следующий урок? — как ни в чем не бывало спросила она Канарейку через плечо. Тот, дрыгая ногой и рукой одновременно, еле дотягиваясь до висящего ботинка, просипел:
— Да пошла ты! — и спрыгнул вниз. И пожалел о сказанном. Подкатив со штиблетою к своему предводителю, вместо благодарности он получил от него в челюсть.

Марина подмигнула Канарейке и пошла себе к двери.
«Может, у нее тик на нервной почве случился? — подумала Ритка, не веря своим глазам… — Вот так запросто взять — и подмигнуть! Конгениально!»

«Может, у нее тик на нервной почве случился? Вот так запросто взять — и подмигнуть! Конгениально!»

— Ты представь, — возбужденно тарахтела в туалете Катя, обычно разговаривающая тихо. — Только ты вышла, — Вободай, оказывается, новенькой в юбке проделал две дырки.
— Как? — охнула Ритуля.
— Как-как, сигаретой. В эти дырки продернул шнурки от своих ботинок и связал.
— Зачем?
— Откуда я знаю? Для прикола. Никто не видел. Запахло паленым. Эта, как ее, Дарья, что ли, Сергеевна, говорит: «Дети, вам не кажется, что пахнет паленым?» Все молчат, принюхиваются. Вободаев говорит: это во дворе, листья жгут. Потом Дарья начинает опрос, вызывает новенькую, та встает… И тут такой грохот, я вообще этот момент не видела, смотрю — новенькая уже стоит как столб, а эта Дарья как кинется на Вободаева: «Что за выходки!» Юбку с ботинками она, представляешь, даже не заметила, заметила только морду Вободаева — и по ней все поняла. Она ему: «Вон из класса!», а он ей — точно как Канарейка новенькой: «Пошла ты!»

«Встань, я тебе сказала, и выйди! Иначе выйду я!» — «Да на здоровье!»
Эта Дарья вылетела из класса, как ужаленная, а новенькая как развернется, как залепит Вободаю по харе, как дернет ботинки из своей юбки, прям с мясом выдрала, представляешь, и даже юбку не пожалела. Как откроет окно… Вободаев с окна банку хвать, то есть не банку, а, как его, кувшин, а новенькая в окно, — Катя изобразила бросок, — один его лапоть — бац! и промазала, в раму попала, жалко. Вободай из кувшина воду лить собрался, новенькая — не знаю как, но кувшин этот развернула в его руке, и он прямо на него и вылился весь. Ужас. Я вообще не поняла, что произошло. Остальное ты видела. Они трое припадочные. Да, Канарейка раза три в лоб получил от новенькой.
— А ботинки? Почему он босиком был, я не поняла, — спросила Лида Белоус, толстая девочка в очках.
— Да говорю ж, он их снял, когда к юбке привязывал.
— Привязывал?
— Юбку к ботинкам. Ты что, не видела, как она встала, а ботинки за ней?
— У них шутки такие идиотские. Теперь Вободаева точно из школы выпрут. Бормашина ему уже делал последнее китайское предупреждение.
— В юбке дырки проделал сигаретой. Ну и шутки.
— Привязал ботинки. И ждет. Когда ее, новенькую, вызвали и она встала, юбка чуть не сдернулась. Прикинь, если бы юбка слетела, вообще бы ужас был.
— Ну а дальше? Говори скорее, скоро звонок.
— Ботинки зацепились за стул, стул грохнулся, Дарья как на Вободая бросится! — Катя была возбуждена как никогда и показывала в лицах, как все происходило.
— Ты не представляешь, как она ему в лобешник заехала! — подбавила басом Лида Белоус.
— Кто, практикантка — Вободаеву?
— Да Марина эта. Она как развернется, как заедет промеж глаз! Да, Маш? Ну, скажи!


Для полного сходства с покинутым судном недоставало только сломанной мачты и брошенных неподалеку весел

— Об одном жалею, что Едкий не видел этого цирка, — Маша на целую перемену даже забыла о зеркале и традиционном фейс-контроле.
— Слушай, точно. А куда он делся, Данька? — спросила Ритка.
— Куда-куда. За докладом побежал. Дома забыл.
«Его счастье», — подумала Ритка.
— Девчонки, а эта новенькая — она ничего, да?
— Ну да. Вободая выбрила и носяру ему утерла.

— Слушайте, а Ритконосик наша тоже герой, она этим отморозкам приказала извиниться.
— Что было бы, если бы не Ритка! — охнула Катюха, внезапно оценившая значение Носовой во всей истории. — Был бы труп! Три!
Девочки толпой вышли в коридор. Там Катя Вторая уже вводила в курс дела пропустившего шоу Даника. Он внимательно слушал ее сбивчивый рассказ, и было видно, что уже не в первый круг расспрашивал о подробностях.
— Что, прям кувшин разбила?
— Вободай разбил.
— Как это извинился?
— Не знаю. Рита приказала, он извинился.
— Кто испугался?
— Все испугались!
— Как встал?
— Она приказала, он встал.
— Она что, гипнотизер?
На лестнице Даня догнал Риту.
— Носова, ну почему как меня нет, так у вас там обязательно черт-те что происходит?
— Жалеешь, что без тебя?
— Да чего тут жалеть-то… — раздраженно бросил Даня.
— Вот скажи, ты бы тоже как баран стоял и не вступился за нее? Она же наша, из «Полундры»!
— И с чего это я должен бараном стоять?
Ритка осеклась. В самом деле, чего она окрысилась на Даньку? Он же точно ни в чем не виноват. А подозревать человека в трусости — последнее дело. Вдруг ее осенило: она же так и не принесла зеркальце практикантке!


Резерв иллюстраций




Эх, Вободаев, Вободаев!


Нога в аккуратной туфельке с бантом уже на треть свисала наружу. Все оцепенели. Четвертый этаж…


Практикантка повернула к ней припухшее лицо
https://lgo.ru/proect/kp/029.htm