Московский
культурологический лицей

Даник, Никита и Вадик стояли напротив девчонок, усевшихся деморядком на диван. Перед ними на коврике метался с рупором Старостин. Старпом поднял черную метку, По традиции она извлекалась на свет вместе с голубым рупором и полосатым ковриком. Во время перепалок использовалась для экономии сил — вместо выкриков, причем работала с двух сторон: черной стороной сигналили о несогласии с выступантом, зеленой — наоборот; почему эту безобидную черно-зеленую карточку назвали «черной меткой»? А что бы вы хотели услышать в редакции, носящей гордое моряцкое имя «Полундра»?
— Тихо! Слово предоставляется Старостину, он коротко и по существу выразит свои претензии к оппозиции в лице Мани. Вопли запрещены.

Вовик сделал паузу и набрал побольше воздуха:
— А я скажу: хватит пилить якоря. Посмотрите правде в ее честные глаза! Именно сейчас, когда нам дается шанс проверить, такие ли мы хорошенькие, как возомнили о себе, все сразу и сдрейфили. Это проект. Да, он требует напряжения! И что? Конечно! Там у нас есть достойные конкуренты, они, можно сказать, пышут нам в спину! И теперь, когда у нас есть сильные соперники, — с пафосом продолжил уже мимо рупора Вова, — наша сверхзадача, которая не такая уж и «сверх», — обойти их! У нас появился шанс пройти проверку на…
— Вшивость? — «дорастил» Никита.
— На неленивость и нетупость! — постучал рупором по своей голове Вова, педалируя на «не».
— Возражаю, — вытолкнула его с коврика Маша. — Все это было бы прекрасно, когда бы не было так скучно. Взять хотя бы тему. Она не имеет к нам никакого отношения!
— Беру 30 секунд на раздумье, — Вова отскочил в сторону и натянул на лицо футболку так, что снаружи осталась только антенна.
Через минуту Глашатай правды продолжал:
— По существу возражения имею аргумент. Что мы обычно читаем? Легкоусвояемые и легкоглотаемые книги! Посидел, сделал умный вид, что всё прочел, все нудности — с описаниями всякими, — пролистал. — Вовик с чувством плюнул и под общий хохот изобразил яростный «листаж». — А скучную книжечку так не почитаешь! Она заставляет погрузить мозг в работу!
— Вывод? — напомнил Вадим.
— Классический. Сложная тема — больше пользы для мозжечка.
— Аргумент принят, — Вадик повернул «черную метку» зеленой стороной. — Ваши «против», товарищ Маня?
— Мозжечок отвечает за координацию движений, поэтому необходимо заменить этот аргумент на: «Сложная тема — больше пользы для серого вещества».
<… > допишите интересно

 [2] Великий дизайнер даже не стала выходить на полосатый островок.
— А нам, как вы не понимаете, некогда! — завелась она. — Сомневаюсь, что все присутствующие, включая этого провокатора (ткнула она в Вовку)так сказать, одухотворятся, поменяв нормальный образ жизни на навязанный вихрь. Когда говорю «нормальный», я уже делаю скидку на то, что нормально у нас никогда не бывает; Наше «нормально» — для других людей уже дурдом.
— А я настаиваю, — закричал Старостин, — мы должны воспользоваться случаем, он не просто так нам дан, точно говорю!
Та горячность, с которой Вовик выбросил последние слова, тряся своей антенной, только усилила общее веселье.
— У меня не все! — не отступала Машка. — Лично я не спец в истории. Петр I, реформа шрифта, новая-старая азбука, ужас… Если уж браться…
— А при чем тут история? — подквакнул из-за плеча приятеля Маленко.
— При чем? Читай требования. Когда ее приняли-то, эту азбуку?
— 29 января 1710 года, «генваря» по-старому, — сам того не ожидая, выпалил Круглов и прикрыл ладонью глаза, будто что-то вспомнил, очень важное. Одновременно Ритка тоже зажмурилась, хотя сидела к нему спиной и не видела этого жеста. 29 генваря? Совпадение?

— Скажешь, 1710 год — не история?! — возмутилась Маша.
— Просю слова! — снова вскочил Вова.
— Бери! — разрешил старпом.
— Упадок сил у Мани никак не должен влиять на наши сансы (общий хохот, Вовка крутанул хохлом), шансы. Она все равно исподтишка все нарисует (общий хохот, Машин и Вовкин — громче всех).
— Вован, коврик-то не разотри!
— А я настаиваю, — кричал Старостин, — мы должны воспользоваться случаем! Ничего не бывает «просто так». Значит, нам идет сигнал! Мы заковырялись в своем «одном и том же»!

«А я ведь тоже заковырялась в своем одном и том же, — подумала
Ритка. — Правильно Вовка орет: „Воспользоваться случаем”. Вообразим, что наша жизнь — большой пазл и каждое событие пристыковывается к другому, чтобы образовать с ним единую картинку. Если каждую часть рассматривать отдельно, она ничего особенного не даст, а если в совокупности с другими — можно получить некую новую информацию».
Утром Главный Редактор извлек из ее рук конверт с надписью «29 генваря».

Весь день она думала только об этом. А сейчас «Полундру» тянет в проект с таким же названием.

Случайность? Если и так, то очень уж притягивающая Риткину фантазию.

— Я — «за»! — встала Ритка. — Я перехожу к пацанам.
— Ритконосик! Ты супер! — поднял большой палец Даня.
Еще бы парочку таких случайностей, и можно выводить закономерность. Ритка мысленно построила начало своего пазла: Петр I…

— Ладно, — устало махнула рукой Машка. — Мне тоже надоело сидеть в оппозиции. Стало даже интересно, чего новенького мы можем «выдать миру». Но предупреждаю: лично я ничего не понимаю и никогда это не нарисую! — она подошла к Едкому и сомкнула его палец с кулаком, которым он тут же потряс, изобразив «No pasaran!»

Маля вернул Бурундуку книгу и поплелся обратно. Он положил руки на «Геометрию», а голову на руки. Ужасно хотелось спать, но в то же время разбирало любопытство: чем закончится эпопея с «темой».
— Ну, не томите, куда галку пендюрить? — барабанил по столу Вовик. — Надо выбрать рубрику. «Эпоха-символ». Может, сюда?
— Что еще за символ? — стряхивая дрему, Маленко потер глаза и открыл тетрадку по геометрии. Оставалось прикончить еще три задачки и пример, сделать работу над ошибками и свериться с утверждением неоспоримого Пифагора, не знающего исключений, дополнительных условий и диалектных слов.
— «Как в каждом отдельном человеке повторяется вся биологическая и интеллектуальная история вида, так прежние формы письменности продолжают служить нам…», — громко зачитал Вадим.
— Круто! Слышь, Звонарь! А этот сабленосец в очках тебе никого не напоминает? — вдруг отклеился от клавиатуры Вовка и кивнул на картинку. Если бы Звонарев, подобно Ритконосику, составлял свой пазл, то это совпадение явно было бы первым звеном в общей цепочке повторяемостей. С экрана на Леху глядел… сам Леха. Впрочем, это действительно всего-навсего было совпадением, и, покряхтев, Звонарев отбился от шуточек и уступил место Едкому.

Рубрика II. Эпоха-символ «Минувшие эпохи» никуда, на самом деле, не «минуют». Как в каждом отдельном человеке повторяется вся биологическая и интеллектуальная история вида, так прежние формы письменности продолжают служить нам… Отметьте ту эпоху, которую возьмете в разработку.

— Как в каждом отдельном человеке повторяется вся биологическая и интеллектуальная история вида, так прежние формы письменности продолжают служить нам… — громко зачитал Вадим.

— Фига се темка! «Вся биологическая и интеллектуальная история вида»… Надо выучить наизусть и поразить Титаника в самое сердце, — сострил Даник.

«Так, все ясно. Рибосома заходит за лизосому» — и Рита, которая сидела тут, по соседству, присвоила Едкому пятерку по своей шкале.
— Я, по-моему, спросил: почему символ, — напомнил о себе Никита и, старательно сопнув, закруглил линию в тетрадке. — Так… Площадь круга, два пи эр…
— Во-первых, не площадь, а длина. И не круга, а окружности, — не выдержала Ритка. — В-третьих…
— Если ты такая умная, лучше скажи, почему символ, — перебил ее Никита, зачеркивая неправильную формулу жирными штрихами. Был у него особый талант застревать на «простых вопросах», на которые сразу и не ответишь.

— Понимаешь, Никита, есть в истории такие временные точки, настолько яркие, что их называют «эпохальными», — отозвался Николай Николаевич. Ритка вытянула шею вперед, как черепашка. — Потом историки придумывают этим точкам имена. Имена эти становятся нарицательными, как бы маркерами, сигнальными ключами, — Круглов надавил указательным пальцем на одну из неровностей стола, будто обозначая «временную точку».
— А символ при чем?
— Если про кого-то скажут: «Ну и Малюта!» — о чем ты подумаешь? — пришел на выручку НикНику Вадик.
— Ну, что это обо мне говорят, — рассеянно проговорил Маленко, не поднимая голову от примера № 236.
Вадик заразительно захохотал и заразил смехом обеих Кать, которым только и дай посмеяться; НикНик тоже заулыбался. Не слишком весело, как показалось Ритуле.
— Вот хохма. Я ж не про тебя, тетеря, а про Малюту Скуратова. Символ — это когда понятие отдельно от своего узкого значения гуляет!
— А Маля думает, что на нем свет клином сошелся, — не преминул вставить Даник.

Никитос уставился на них неморгающим взглядом и качнул головой, мол, как хотите. Потом как-то сник и вернулся к своим делам. Вадик отошел в сторону, удивляясь полному непониманию игры, которое только что продемонстрировал Маленко, обычно не страдающий отсутствием юмора. Только Круглов, отлично разбирающийся в оттенках речи Никитоса, уловил в глазах мальчика грусть и усталость.
Ребята давно привыкли, что Никитос спит на уроках, во время разговоров, по пути домой, в автобусе, на перемене.

Все были в курсе: Маля трудится с девяти лет. Сначала у тети на фирме курьером подрабатывал, а сейчас, в перерывах между учебой и написанием статей для «Полундры», расклеивает объявления.
Круглов давно приметил этого мальчика, в личном деле которого стояла пометка «неблагополучная семья». Родители, когда-то инженеры на «почтовом ящике», а теперь — вольноторговцы на рынке, не от хорошей жизни попали в «хмельной омут», и дома делать уроки у Малевича не всегда получалось.

Постепенно вокруг компьютера скучковались почти все: хотелось собственными глазами увидеть то, во что, собственно, предстоит ввязаться. Подошла и Ритуля.
Круглов что-то растолковывал Маленко по его задачкам и заслонил ей всю панораму. Однако не «галки» на вкладках и не выбор темы владели вниманием Ритконосика. Натасканный на поиски загадочного и непонятного, глаз сразу зацепил то, что другим казалось совершенно неважным: яркий оранжевый стикер, на котором знакомым почерком Капитана было написано «Кафе „29 генваря”. Улица Волшебкина, дом 15».
Суета вокруг Спецвыпуска тут же перестала занимать юную сыщицу. Оранжевый квадратик — кроме него она ничего не замечала. Опять пазл!  [1]

— Ладно, народ, внимание! Алле, на галерах! — прикрикнул Вадик на Машку с Мариной — те, словно птички на жердочках, сидели друг против друга на подлокотниках дивана и трещали о «шрифтовых типах». — Кто записывает?
— Я!

Вовке сегодня определенно везло. Это был его день: все удается, он на виду, и «Полундра», похоже, будет делать Спецвыпуск с его, Володькиной, подачи! Вот вам и белки летучие с перепонками!
— Читаю задание, — заново начал старпом. — 300 лет нового кириллического шрифта «разбиты» на эпохи.
— Нового? А что, был старый?
— Здрасьте-приехали, — остановился Вадик. — Во вы дремучие. Новый шрифт принят 300 лет назад Петром Алексеевичем Романовым, случилось это в начале XVIII века, и с тех пор, ессно, шрифт сильно изменил свою физиономию. Это и предлагают осветить организаторы Спецвыпуска. Дошло? — старпом пару раз стукнул книжкой по колену, призывая всех сосредоточиться, и продолжил:
— Тут каждая команда выбирает одну «шрифтовую» эпоху из десяти предложенных. И представляет ее образ в двух частях. Первая часть — «Фоторобот» того времени. «Фоторобот» написан в кавычках, то есть это переносное значение. Всем, надеюсь, понятно? Слухайте дальше. Вторая часть — «Письмо потомкам», послание, значит, из того века. Это все. С пояснениями негусто. Похоже, организаторы проводят естественный отбор. Кто в танке — до финала не доедет. — Вадим оглядел притихших ребят. — Маля, а что ты там про какое-то условие говорил?
— Это не я, это Вован, — отозвался Маленко.
— Ну да, где-то написано: будет секретное условие, о нем дополнительно известят, — подтвердил Вова.
Воцарилось недолгое молчание. Марина поднялась с дивана и принялась собирать чашки со стола.

— Ты хоть че-нить поняла? — тихо спросил Марину Леха.
— В общих чертах, — ответила она.
На самом деле Марина не понимала, к какой цели двигается редакция, а еще — не знала, что хочет от нее Даник, который весь день держит ее на мушке. И вообще, ей было не по себе.
Маша, которая притащила ее на заседание, как-то забыла про нее, девочки на диване были при своих делах, остроносенькая Рита все время оглядывалась и смотрела куда-то поверх ее головы. Марине было неуютно, она чувствовала себя потерянной. На поверхность ее души вдруг всплыла тоска по прежней школе.
Тут рядом оказалась остроносенькая. Марина хотела попросить ее помочь с чашками, но внутренний голос подсказал, что та чем-то озадачена, и вовсе не выбором темы, как другие ребята. Ее взгляд был устремлен на выводок стикеров, пристегнутых к планшету на столе Главреда. По лицу Ритки, бледному и озабоченному, струилось какое-то стороннее сосредоточение. Марина вздохнула и стала складывать чашки на поднос.
— Машуля, вешай пунктики на стенд, или, как всегда, все всё забудут. Что же нужно сделать, чтобы никто ничего не забывал?!
— А кто будет открывать шлюзы? — мелькнул в глубине кадра Даник.
— В этот раз Никитосу доверим? — то ли спросил, то ли ответил старпом.
«Открывать шлюзы, — смутно зарегистрировала Марина. — Что это означает?» Но спросить постеснялась, тем более этот языкастый Даник то и дело сверлил ее взглядом.
— А меня вот что интересует: лично ты — что делать будешь? — возмутился Никита. Он как человек трудящийся всегда недолюбливал, когда решали за него.
— Лично я буду осуществлять общее руководство. При необходимости — свирепое.
— Руководство кем, например? — заложил руки в боки Маля.
— Тобой, — подкинул Даник, неотрывно глядя на Марину, уже выставляющую вымытые чашки с подноса.
— И тобой тоже, твое Едкое Высочество, — подошел к нему Вадим. — Ну-ка, помоги девушке, видишь, у нее чашки из рук сыплются, — легкий пинок старпома придал Даниилу ускорение, и тот оказался возле стола.
Марина передала ему тряпку и подняла поднос: «Вытри лужу».

Николай Николаевич стоял у приоткрытого окна и глядел на накренившееся дерево с понурыми ветками. Краем уха слушал перебранки ребят. Тут неожиданно (даже для себя самой) Ритуля пересела на соседний стул и оказалась рядом с капитанским местом. Нехорошо подглядывать в чужие тетрадки, но взгляд сам опустился на клетчатый лист бумаги, исчерканный значками и рисуночками. «Ему угрожает опасность», — прочитала Рита.
Она сделала усилие и отвернулась.

Ей казалось, что комната залита странным светом, в голове проносились смутные образы. Новая часть пазла прирастала к первым трем, но никак не вписывалась в общую систему с ритмично повторяющимся числом «29» (поэтому Ритка «перекрасила» ее в зеленый цвет»).

Она видела, как старпом снова подсаживается к Вовану, как новенькая Марина идет с чашками и сталкивается с Едким, как Круглов отходит от окна и достает часы.

В коридоре загремела ведром уборщица:
— Писатели! Скоро закончите? — просунула она голову в дверь. — А то я пол вымою, и вы мне опять натопчёте! — ярая поборница чистоты еще ворчала, со стуком переставляя ведро с места на место, и глухо шлепала большой тряпкой о ступени. Но ее ворчанию никто не внял.
— Слушайте! Об этих эпохах уже сто раз написано, нового не откроешь.
— При сегодняшнем обилии информации практически все «неизвестные в этом уравнении известны».
— При этом само уравнение остается нерешенным.
— А давайте придумаем свое уравнение? Исторически доказанное, если копнуть глубже, вновь выдаст terra incognita. Как говорили греки, чем больше я знаю…
Тут на полосатый коврик, забытый у дивана вместе с рупором, вышел Звонарев и почесал веснушчатый нос. В «Полундре» было такое правило: если кто стоит на коврике, должна восстановиться тишина. Дождавшись всеобщего внимания, Леха поковырял пальцем рупор и изрек:
— Так в чем затык? Берем «что было» и воображаем, что его не было! Вот и все уравнение.

Ритка даже отвлеклась на долю секунды от мыслей о таинственной улице.
— А может, наоборот, берем то, чего не было, и воображаем, как оно могло быть? «Солярис» читали? — спросила она. — Сочиненные ситуации всегда влияют на первореальность, и существует некая мистическая связь написанного с непроизошедшим.
— А что, правильно! И каждый пусть пишет! — замурлыкала Катя Первая. — А не один Вовик! — домурлыкала Вторая.
— Тоже мне, синхронистки. Надо купить им зажимы для носа, — буркнул Даник. Перспектива «пишут все» даже в теории доводила его до «трясучки». Когда толпа бежит на баррикады, Даньке комфортнее оставаться с наушниками в стороне и выдать залп в одиночку.
Заседание катилось к концу, а «сухой остаток» никак не выводился.

Ритка прошла вглубь кабинета, к Никите, который давно смотрел на нее умоляющими глазами. Она молча взяла циркуль, линейку и быстро перечертила пример в Малиной тетрадке, стараясь сделать это покорявее, как всегда получалось у хозяина тетради. Тут из Бурундука с грохотом вывалился словарь, и Маленко понесся его спасать. «Боже, что за жизнь, — подумала Ритка. — Все рушится, все расклеивается…»