Уже в сентябре десятиклассникам раздали анкеты-согласия: несколько строчек на листах — ФИО, номер паспорта — и твое имя появляется в списках на тест. Все добровольно. От тестирования возможно и отказаться, но тогда, как говорят, придется ехать куда-то на край Москвы и сдавать отдельно в специальном центре. Некоторых эта перспектива не останавливает — в моем классе три отказника.

Накануне — неожиданные изменения в расписании: все уроки десятых классов пройдут на втором этаже. На вопрос — почему, учителя и администрация таинственно отмалчиваются. И, вот он — великий день. Директор, обыкновенно хладнокровный и терпеливый, мечется по холлу: «Предел отсутствующих — 18 процентов, а у нас треть классов на больничных. Скандал будет на весь город! Вызванивайте учеников». Классные руководители в панике хватаются за телефоны. Уроки сорваны, детей четверками вызывают в кабинет, пытаясь сохранить подобие порядка. Волнение старших передается ученикам. В очереди шепотом, а с каждом минутой громче, обсуждают грядущее.

Девушка передо мной переживает: «У меня на прошлой неделе кровь на анализ брали, прокол еще не зажил, а справку взять я не сообразила. Если придерутся, что я говорить-то буду?»

Оказалось, переживала она зря. Никаких вопросов у улыбчивого дяденьки с рыжими усами не возникло, как и желания осмотреть пациентов. Правильные ответы уже записаны в бланке установленного образца: «реакция нормальная… в пределах нормы… признаков нет…» Остается только спросить фамилию, написать номер тестируемого по списку и готово, «проходите в 208 кабинет и зовите следующего».

Кабинет 208 встречает армией баночек на столе, частично пустых, частично уже наполненных и подписанных. Медсестра забирает бланк, взамен отдает чистую баночку с написанным маркером моим номером и выпроваживает в коридор с наставлением, мол жидкости должно быть «вот до сюда». Иду к установленному специально к сегодняшнему дню кулеру, по дороге рассматриваю выданную мне емкость. Вытянутая, со сложным креплением крышечки, сделанная из качественного пластика, с глянцево-непростой этикеткой и инструкцией по применению на боку. Высокие технологии, да и только. Даже жалко использовать по назначению и выбрасывать, в хозяйстве бы пригодилась, удобная и симпатичная.

Выпиваю стакан воды и поднимаюсь на третий этаж — на втором все туалеты заняты тестируемыми. Теоретически, этаж покидать нам строго запрещено, но за этим никто не следит. По возвращении медсестра легко журит меня, что я долго, и отправляет на стулья у окна. Снимает с моей баночки этикетку и возвращается к заполнению бумаг. Проходит пара минут и тест готов. Меня просят расписаться в журнале рядом с отметкой «не выявлено».

Уже у выхода замечаю группу одноклассников, обсуждающих тест. Проскальзывают фразы, мол, за время теста можно хоть пробы мочи половины лицея в банку собрать, хоть яблочного сока налить, что угодно.

И правда, все устроено так, чтобы удобнее настоящему наркоману скрыть себя. И готовые бланки и баночки, выданные на руки. «Спалиться» при таком раскладе не просто сложно — невозможно. Трудно представить, что врачи такой перспективы не ожидают. Тогда возникает вопрос, зачем вся эта профанация, стоящая не мало бюджетных миллионов, вообще проводится.

В новостных выпусках говорят, что у государства нет денег. Это видно и в школе. Обеды с прошлого года подорожали почти в полтора раза, а финансирование наоборот сократили.

Денег нет, но на имитацию деятельности, по задумке, полезной и важной, они, как по волшебству находятся. Странно все это, не находите?