Особенно если форточка — старая (с двойным дном, как «китайская шкатулка»), запотелая, и уж тем более, если под окном трется в мокрый кирпич облезлою шерстью колючий морозец. С однозвучной волокитой проводит свою шеренгу по струнам бельевых веревок товарищ Дождь. Похрипывающие прокуренными голосами тополя роняют последние измочаленные непогодой, листья.

- Чего ты там стоишь!?

От размышлений о смысле жизни (и не совсем) меня отрывает мама.

- Пора матику делать! Из всех оценок две тройки…

«Матика» — на местном жаргоне — математика, алгебра, значит. И начинается дикая погоня за цифрами, которые расползаются в ненужные места по заключенному в вечные темно-синие решетки листочку, квадратные корни, как лайнеры на бурном море, норовят сожрать друг друга и дискриминанты никак не хотят вычитаться…

Потом смотришь за окно — а там уже появились престранные белые точки — жужжат, как белые мухи. Смотришь на них секунд тридцать, и лишь потом тебя осеняет: ба! Да это ж снег! И все — матика со стоном захлопывающейся тетради картинно умирает, ты хватаешь фотоаппарат и бежишь на улицу, на исписанной граффити, чешуйчатой, как загадочная вымершая рептилия, лестнице тебя преследуют мамин окрик:

- Не забудь шапку! И шарф!

И все, кончился шестьдесят первый год, на улице попадаешь в лапы безраздельно царящей осени. Тротуары, медуза солнца, полоскающаяся в лужах, голуби, со знанием дела разрывающие на части неудачливого дождевого червяка, березы, повисшие на прорешеченном проводами небе, — над всем безраздельно царит она, Осень. Нюхаешь ее (пахнет снегом, касторкой и мылом), щупаешь первый эскизный снег, смотришь на небо, а над головой цветет рябина. Фотографируешь безраздельную вереницу людей, провода и дома, потом закрываешь глаза, и, как совершеннейший ребенок, стоишь и ловишь снежинки на язык. Они очень даже ничего. Холодненькие такие.

Потом оглядишься (бабулька в пуховом платке хочет покреститься, но рука по привычке отдает пионерский салют), никто и не видит осени. Фары высвечивают длинные рельсы света, это все далеко, далеко…

А дома, обогревшись возле батареи, ощетинившейся шерстяными носками, прихлебываешь чай и глотаешь целые куски ледяного перезрелого арбуза. Утираешь с губ кипучий сок и ухмыляешься — вот она какая, осень.