Выходим из метро. Слепой дождь и свинец угрюмой вереницы сердобольных старцев — седых облаков — сменяется ярким безоблачным небом цвета ослепительной лазури. «Да уж! Москва похожа на Лондон!» — думаю я. Впереди Третьяковка. Замер в задумчивости сам хозяин выставки. Сложив на груди руки, смотрит на нас отвлеченно. Он не может расстаться со своей незабвенной коллекцией даже сейчас, когда он вытесан из камня.

Окунаемся в тихий, но прохладный зал, с запахом темперы — о, этим незабвенным вечным запахом скрипучих половиц, холста, краски. Но здесь пахнет по-особенному — иконами. Стариной пахнет. Нерукотворностью. Да. Потрескавшийся от старости и новизны воздух. Рублев — «Троица», «Спас нерукотворный» и другие иконы с умиротворенными ликами и позолоченными нимбами смотрят куда-то позади нас, созерцая тишину молчаньем.

Портреты XVIII столетия, выполненные в лучших традициях парадного стиля, вносят свою долю шарма в эклектичное море музея. Затем следуют лирики, классики, передвижники, члены Мамонтовского кружка, и каждый — в своей неповторимой манере. Камень и малахиты авангарда мыслей Врубеля, духовность, близкая к природе, Нестерова, одухотворяющие пейзажи Левитана, грандиознейшие полотна Репина и Сурикова… Заканчивается экспозиция в диких контрастах русского импрессионизма — Серов и Коровин.

А после Третьяковки — Пушкинский музей. Скрипка и солнечный свет, звенящими аккордами льющийся на цветастые ткани и лица людей, цветы. Полотна Мункачи. Смотришь и думаешь — как же так можно писать цветом! Коро и романисты — кажется, будто ветер шумит в ивах, картины — окна в жизнь. Гоген, Ван Гог, Тулуз-Лотрек, Сезанн, Дега, Моне — эти имена встречаешь и как священную книгу, бережно смотришь на них, боясь вспугнуть видение. К этим самым холстам прикасалась их кисть! А потом Пикассо и Матисс! «Девочка на шаре» — ты всматриваешься в ее лицо, безмятежное и прекрасное одухотворенное внутренней энергией, тихим счастьем лицо… и млеешь.

Когда ходишь по музею, встречаешь некоторые картины, как старых друзей. Ты о них читаешь, изучаешь биографии художников, их репродукции… А потом видишь их «живьем». И смотришь на них, застываешь в радостной эйфории, сияя от счастья. Некоторые картины лишь чуть-чуть затрагивают тебя, о некоторых думаешь, но лишь немногие потом восстают из образов сознания, шепчут на ухо свои истории. Или это больше о книгах?!

Картины становятся лучшими друзьями и сопровождают тебя повсюду. В мыслях. В поступках. В сознании. Впусти в себя сказку, и растворись в полотнах художников.

В качестве иллюстрации к материалу использован натюрморт М. Мункачи