С шоссе свернул, как всегда, ни туда, автобус. Поплутав с пятнадцать минут по буеракам проселочных дорог, он подъехал и истинному захолустному забору, за которым виднелась постройка в стиле сарая 50-х, ни разу не ремонтируемая, и, извергая из себя клубы тяжелого белого пара, замер. Из автобуса вывались одичавшие детишки. Ошалелые от солнца, магии утра, они не уткнулись по своему обыкновению в магически-чарующие экранчики смартфонов, а образовали кучку перед забором, и принялись с видом немного подранных, но по-прежнему матерых котов-царей-горы, оглядывать окрестности. Только когда выяснилось, что нам тут танцевать двадцать минут на двадцатипяти градусном морозе, амбиции немного поубавились.

Я отошла в сторонку, ворча про себя на себя, и сетуя на свою легкомысленность, на то, что заставило меня сегодня с шесть утра вылезти из соблазнительно-дурманящих объятий мМорфея (бога сна, ничего даже не думайте), присоединилась к компании из двух девчонок. Остальные семнадцать человек, как читатели подогадливее осмелились предположить, были мальчики.

— Пейнтболл — это как вообще? — Спросила я Влада, с умным видом созерцающего окрестности.

— Круто, конеч. Но больно. И от краски отмываться тяжело. Да к тому же, потом синяки остаются.

Больше я ничего спрашивать не стала. Подумала пять сек. о том, как мне пойдет синяк под глазом, или «звезда» краски во лбу. Стало еще веселее. В смысле, еще холоднее. Чтобы совсем окончательно не замерзнуть, решила попрыгать. Представив, как, это, наверное, выглядит со стороны, решила перестать. Посмотрела по сторонам, решила сделать пару снимков. Достала трясущимися о холода руками из кобуры фотоаппарат. Обронила крышку в снег, подняла, отряхнула от снега, щелкнула пару раз трубу, дым, березок-кокеток и свернула аппаратуру, понимая, что той вредно переохлаждаться. Кто бы говорил обо мне!

Наконец, нас запустили на территорию. Гикающие и вопящие дикари разом перевоплотились в воспитанных школьников — еще бы, мальчишки горят желанием пострелять в реале, а не на экране компа. В обратной пропорции — я. С компьютером вообще на Вы. Да и стрелялки никогда не привлекали. Пацанкой меня назвать сложно.

За сеткой я видела здания из дерева, покрытые большим слоем желтых точек, возможно — отметин от «пуль» с краской. Здания были двухэтажными, с тиле Америки, периода освоения дикого запада. Такие ковбои в широкополых шляпах и на лошадях, тяжелые шестизарядные револьверы, полчища бандитов-ковбоев, пузатые шерифы, надраивающие до блеска звезду, кактусы, пыль, прерии. Но все какое-то бутафорное. Как для киношных съемок — поставили макеты улицы, в стиле «чЧеловека с бульвара Капуциноков». Только вот сибирский снег по колено с атмосферой вестерна как-то никак не вязался. При виде огромного количества желтых точек на всех постройках, на снегу и даже на сетке, мне стало еще больше не по себе.

Нас завели в домик, лампочка под потолком, кабинки для одежды. На длинном столе лежали маски, наподобиие гибрида противогазов на случай газовой атаки и масок, которые носят убийцы в голливудских ужастиках, между прожилками осталась желтая краска. Рядом в линию лежат — автоматы, стреляющие краской. Своими черными изгибами они хищно наблюдали за мною. Оружие пришельцев, по-моему, проще в использовании. Мальчишки уставились на него в немом восхищении, я же подумала в очередной раз, куда я приехала.

Нас разделили на две команды. Девчонок, конечно же, поделили между двумя командами ними. В своей я оказалась единственной, у ребят глаза горели в предвкушении пострелять из шариков не в муляжи, а в друг в друга. Потом нам выдали обмундирование. Все ржали, наряжаясь в него. Особенно те, у кого длинные полы пальто пришлось заправлять в штаны. Вскоре нас уже нельзя было отличить друг от друга — нечто огромное в несуразной, однако устрашающей маске-наморднике, в куртке и штанах из темно-серой или темно-зеленой ткани, с замысловатым автоматом в руках — либо взвод десантников, либо выжившие во время атомной атаки, либо герои из «мМетро 2033», спецназ на задании. Из техники безопасности, а, тем более, из устройства автоматов я ничего не поняла. Переспрашивать, кончено, не стала — все мальчишки с видом знатоков пошли выбирать себе оружие.

Первый бой… Не знаю, как описать то чувство. Страх, неуверенность. Нас вывели на поле, сказали: «Бой стенка на стенку»; «Заходим по такой-то стратегии, пять человек на правом фланге, трое прикрывают, остальные — за мной!» Мальчики играют в войну за компьютером, считают себя профи, и, похоже, для них придумать стратегию — раз плюнуть. Подавая друг другу сигналы руками, которые никто, конечно-же не понимал, они разгруппировались по территории. Двигались короткими перебежками, как настоящие спецназовцы с автоматами наперевес, они выглядели довольно потешными, однако как токльо в небе засвистали пули, мне стало не до шуток.

Я зашла в какой-то домик, присела на снег, решила понаблюдать. Как вдруг со всех сторон раздались автоматные очереди, все с гиканьем стреляли во всех, пули рассыпались фейерверком красок по стенам, снегу, упавшие от неудачных маневров игроки взметали целые фонтаны снега, окрашенного желтым. Я скорчилась под окном, думая, что меня тут невозможно достать. Сердце стучало где-то в пятках, я зажмурилась — конкретно трусила. Попробовала покрутить автомат, чтобы понять, как он работает, ничего не поняла, просыпала шарики. Пока собирала, от меня отскочил чей-то шарик, обрызгав меня краской. Я резко вспомнила, что забыла положение убитого, который выходит из игры, и подумала, что меня расстреляют шариками, но, к счастью, игра закончилась, и довольные, разгоряченные, с блестящими глазами игроки пошли в домик проверять оборудование. Никакого особого удовольствия я не получила, думала, отогреюсь в тепле, но не тут-то было: начинался второй заход.

Мы поменялись позициями. Кто-то из мальчишек объяснил мне, куда жать, чтобы автомат стрелял. Половину игры я понять просидела в домике, разбираясь в устройстве, а потом, когда, наконец, смогла выстрелять, так обрадовалась, что высунулась из окна и запустила в противника целую автоматную очередь. Говорить, что мне сразу же попали краской в каску между глаз, излишне.

Зато на третий раз я, уже разобравшись с устройством автомата, почувствовала себя спокойнее и увереннее. Меня распределили на передовую, с кем я была, я так и не поняла — все в одинаковом прикиде. По нам вели артобстрел, мы не отставали. Мы прятали своего капитана, готовые броситься на амбразуру ради него. С разжигающимся азартом я поливала огнем врага. Два раза чуть не задела вражеского капитана, но, увы, не попала. Потом, правда, их капитан один штурмовал нашу крепость, а я так и не успела выстрелить в него — была сражена наповал ответной пулей. Позорно было покидать поле брани убитой, но что, же сделаешь — таковы правила, я прибежала на базу разгоряченная, радостная, заправила шариков и снова побежала в новый бой.

Сейчас я уже считала себя не таким уж и новичком. Я продвигалась по территории, как и все остальные, получая истинное удовольствие от игры. А когда мне удалось кого-то подстрелить (не важно, из своих он был, или из чужих, ведь в запотевшей маске ничего не видно), я радовалась в стиле ритуальных танцев хорошего дикаря. Глаза горят, щеки румяные, волосы прилипли ко лбу мокрой прядью, я надышала так, что в маске вообще ничего не было видно. Я пряталась за деревом, находилась близко к укрытию врага, и меня даже не подстрелили!

Когда я бежала обратно в конце игры, хоть мы и не выиграли, я уже научилась передергивать затвор, снимать с предохранителя автомат, двигаться перебежками, прикрывать друзей (или врагов — ничего не видно), стала получать от игры удовольствие. Все тревоги, несданные тексты по английскому и прочие проблемы отступили на задний план — сейчас не до них — я стреляю, вижу он тот слева. Он снял уже двух наших, надо бы его подстрелить. Выбираюсь осторожно… Раз, два, три. Эх, была, не была! Выкатываюсь из-за повозки и, поднимая фонтан снега, сигаю за стену ближнего дома. В стену бьются, растекаюсь желтыми пятнами и пачкая снег, пули. Успела! Пару секунд отдыхаю, потом подхожу к кону, осторожно дергаю затвор автомата, слежу за противником. Когда он расслабится, выпускаю очередь пуль. В основном, они, конечно, ударяются в стену его убежища, но, как знать — может, какая его и зацепила. Не буду утверждать, что я профи. Просто мне это начало нравиться.

Ну а последний бой — я токльо вошла во вкус. Я была в стане прикрывающих — тех, кто полез в пекло сразу же подстрелили, и они шли обратно с поднятой рукой и опущенными автоматамиом — убитые. Мы же снимали тех, кто стрелял в них. Говорят, прикрывают слабаки — ошибаются. Сами они слабаки! Зеленых в башне пруд пруди. Они ее атакуют. Наши двое из последних сил сдерживают оборону, скоро их пристрелят. На подмогу! Встаю, ушибленное колено ноет, в прошлом бою мне выстрелили прямо в него. Ничего, пройдет. Группируюсь, посылаю автоматную очередь в противника, потом бросаюсь за сетку — важно найти момент, когда ветер дует, она колышется, скрывая от вражеских пуль и глаз тех, кто бежит за ней. Но если замешкать, она накроет тебя и ты, барахтающийся в сетке, как муха в тяжелой капле доисторического янтаря, станешь идеальной мишенью для всех стрелков в округе.

Мне везет. Я перебегаю через сетку и вот — я уже в банке. Приседаю, чтобы не попасть под вражеский огонь. Перезаряжаю автомат, замечаю несколько наших, они готовятся к штурму. Присоединяюсь к ним. Мы все, как один выпрыгиваем из укрытия и кроем врага целым залпом шариков. Я дошла до башни, штурмую. Лезу на второй этаж. Глаза горят, кричу что-то, рычу. эйфория, счастья и желание победить раздирают меня. Ярость боя… Поскальзываюсь на заиндевелых ступенях, вздергиваю затвор автомата, прицеливаюсь… и…

Сражена наповал скользящим выстрелом в висок. Не спускаюсь — кубарем сваливаюсь вниз, не знаю, как не расшиблась еще. Обида горит в моей душе, равно как и шишка вздувается на лбу. Позорно поднимаю руку, бреду сквозь поле боя. Смотрю — все зеленые уже за стекой, мы победим. И сразу разочарование неудавшегося штурма сменяется радостной эйфорией — мы победители!

Потом — костер, обжигающе-горячие сосиски, бабушкины блины с вареньем, тепло, лампочка под потолком, запотевшие очки, горячий чай, что так приятно согревает нутро, довольная улыбка и разговоры. Да, разговоры. Кто кого подрезал, кто в кого выстрелил…

Сижу с довольной улыбкой, облизываюсь, тяжело от съеденного, но так тепло на душе. Слушаю о том, как мальчишки — все, по их рассказам, снайперы и в одиночку завалили, чуть ли не всех врагов, - спорят, прихлебывая горячий чай из термосов. Слушаю, как Васька из пословицы, а от счастья аж за ушами хрустит.

Потом — после еды, солнце уже на середине небосклона, но теплее не стало. Слова густым белым паром вырываются изо рта, на волосах иней, мы носимся по территории, на этот раз без оружия и обмундирования. Лезем во все домики, в форд, салютуем обрызганной краской седланной из пены для окон Статуе Свободы. И атакуем ангар. Метро пять-шесть в высоту. Самые маленькие залазают на него, как пауки, кончено, первые. Большие топчутся на полпути, там, где железо крыши обнажилось, как скелет динозавра из рыхлой земли. Им протягивают руки, ноги, головы, пытаются их затащить. Я топчусь вместе со всеми. Выглядит снизу, наверное, потешно — стадо ошалелых муравьев, атакующих разжиревшую спящую анаконду. Если «наверное», вы поняли, что я тоже на ангаре. Мною овладевает настойчивая идея — залезть. Ползу вперед, снова и снова соскальзываю, наконец, не знаю каким усилием, заползаю наверх, сижу по-турецки на крыше, кайфую, откровенно кайфую. Вся территорию внизу, как карточная колода. Солнце, снег, домики… Одноклассники смеются, фотографируются, кидаются желтым снегом, друг в друга, не думая о несчастных мамах и стиральных машинках, хотя нас предупреждали — краскам не отстирывается. Сижу, смеюсь, а оптом скатываюсь вниз, снег забивается за ворот капюшона, в пуховик, в сапоги… А я сижу в снегу, и радуюсь, радуюсь жизни!