Тогда я исподтишка прокрадываюсь в спальню, где храпят папа с мамой, я им заглядываю в открытые от храпа рты и очень удивляюсь, какая музыка оттуда извергается. Красивая, до-ми-ре-соль. А если заткнуть папу тапочком, то он делает другую музыку. Об этом как-нибудь в другой раз. А если забраться маме на лицо мягким местом, то музыка прекратится ударом тарелок. У мамы всегда под рукой тарелки на случай меня. Обычные тарелки, из которых едят. С мамой опасно. Она в красном халате — а я придумал когда-то поговорку: красный-опасный.

Еще ночью можно поиграть на электрооргане. Заткнуть папе одну ноздрю, другую. Если заткнуть одну, то папа сам начинает петь как электроорган. Если заткнуть обе, то электроорган сменяется трубой. В такие прекрасные минуты ощущаешь себя дирижером.

Днем еще круче. Мама уходит на работу, а папа все еще делает музыку. По-моему, он просто боится просыпаться, понимает, что один на один со мной не сдюжит. Я знаю айкидо, кунг-фу и другие страшные слова. Поэтому папа спит долго и беспокойно. Я могу копаться в ванной и сидеть запертым там часами. Потом папа просыпается и сидит под дверью ванной: у него дурацкая привычка чистить по утрам зубы. Мне хватает на зубы и червяка, правда я никогда не пробовал чистить зубы им.

Если папа ведет себя хорошо, я в конце концов запускаю его в ванную. Если плохо, то, к счастью, (по крайней мере, моему) он долго сидит под дверью в одних трусах.

Вот такая музыка в нашей семье.