Я считала это недостойным, унизительным для всей классической живописи. Когда мы с художественной школой посетили Музей им. А.С. Пушкина в Москве, я даже демонстративно вышла за несколько минут до окончания осмотра и упорно доказывала тем, кто спрашивал меня о моих впечатлениях, что эти полотна оскорбительны и умаляют значение всего нашего художественного образования, что в них нет ни души, ни посыла, ни смысла, ни эстетики.

Затем период бунтарства утих, и, поняв, что все мои восклицания — основанная лишь на эмоциях поверхностная оценка, я решила изучить тему более подробно, чтобы мое мнение опиралось на аргументы, так как за мое пустословие мне уже становилось стыдно.

Начать следовало с изучения главных событий и умонастроений XX века. Что заставило людей так неожиданно и резко порвать с прошлым? Как искусство превратилось в совершенно новую, не похожую ни на что, существовавшее раньше, форму? Ответы на эти вопросы лежали в истории. Новым обществом были поставлены новые задачи, требовались новые инструменты и средства для их выполнения. Возвращение к старому было просто невозможно. Нужен был глоток свежего, «пустого» воздуха; только так, с чистого листа, проложив свой собственный путь, художник нового века мог самовыразиться.

Но вернемся к Василию Кандинскому (1866–1944). Первым фактом, разрушившим мою теорию, оказалось то, что Кандинский получил систематические знания о живописи, и случилось у него это в тридцать лет. Блистательно окончив юридический факультет Московского университета, под впечатлением от выставки импрессионистов, прошедшей в Москве в 1895, картины Клода Моне «Стог сена» и оперы Вагнера «Лоэнгрин» в Большом театре Кандинский решился кардинально изменить направление стрелки компаса своей жизни и уехал учиться в Мюнхен.

Он быстро овладел секретами живописного мастерства и уже через пять лет создал художественное объединение.

Кандинский экспериментировал: разрушение предметности, смелая абстракция, линия и цвет. Важнейшей задачей стали поиски новых способов выражения духовного начала в живописи. Свободу художника в выборе средств, стилей и манеры творчества Кандинский провозгласил в книге «О духовном искусстве»: «Цвет — это клавиши; глаз — молоточек; душа — многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу. Гармония красок может основываться только на принципе целесообразного затрагивания человеческой души».

Кандинский разрабатывает собственную концепцию цветов, способных вызвать у человека определенные эмоции. По его мнению, цвета обладают особенным звучанием. Через всю жизнь и творчество он пронес и своеобразно воплотил идею синтеза искусств: живописи, музыки и танца, — «гезамткунстверк».

Действительно, смотря на полотна Кандинского, можно сказать, «Я слышу цвета и вижу музыку». Художник освободил краски и цвета от статики, динамика восхищает и ошеломляет. Лично у меня колористическое решение картин художника ассоциируется с произведениями таких композиторов, как Пьер Булез и Артур Лурье. Идея синтеза искусств явственнее всего должна была быть воплощена в «Желтом звуке» — сценической композиции. Жанре, состоящем из таких элементов, как музыкальное движение, живописное движение и движение художественного танца, разработанной вместе с композитором Фома фон Гартманом, но авторам не суждено было увидеть свое творение на сцене вследствие Первой мировой войны.

Кандинский свои картины делил на три основные группы, «импрессии», «импровизации» и «композиции». Импрессии — результат фиксации прямых впечатлений от внешнего мира. Импровизации, напротив, отрывались от внешнего мира. В процессе их создания активную роль играла интуиция и фантазия художника. Композиции — синтез фантастического и реального, интуитивного и рационального. Хотелось бы отметить «Композицию 6», находящуюся в собрании Эрмитажа в Санкт-Петербурге. Отсутствие конкретного сюжета вовсе не означает отсутствие содержания: цветовой диссонанс, несколько композиционных центров, связанных между собой изящными комбинациями линий, полос, сочных и ярких оттенков, плавно перетекающих друг в друга. Внутреннее движение цвета и линий предает напряженность, хаос, который парадоксально превращается в совершеннейшую гармонию.

Свой последний период творчества Кандинский назвал «холодным». На смену термину «абстрактная живопись» приходит «язык универсума», в котором художник обращается к геометрическим формам, обладающим собственным содержанием. Так, треугольник должен был устремить помыслы к достижению высших целей, круг служил символом совершенства, вселяющим ощущение обретения высшей истины.

Таким образом, Василий Кандинский — уникальная и универсальная личность — вошел в историю искусства не только как блестящий живописец и талантливый теоретик. Известны также созданные им интерьеры, эскизы мебели и росписи по фарфору, проекты моделей одежды.

Сделав попытку изучить его творчество, я увидела в этом не просто искусство, а сильнейшее духовное начало и огромный смысл, не доступный тому, кто не хочет смотреть глубже и предпочитает, чтобы все лежало на поверхности. Я пришла к выводу, что авангард — это искусство для мыслящих людей, находящихся в вечном поиске, развитии и динамике. Наконец, стоит отметить, что абстракционизм Кандинского выделяется своей интернациональностью: он понятен людям всех континентов и выражает единство мира.

Мой путь принятия и понимания авангарда оказался долгим и сперва шероховатым, он еще далеко не окончен, но уже сейчас я могу с уверенностью заявить, что с каждым открытием хочется все глубже и глубже познавать уголки этого таинственного мира.