— Андрей Дмитриевич, что Вас привлекает на Кавминводы и в Кисловодск в частности?

— Прежде всего, великолепная природа, люди. Приятно замечать, как хорошеют города Кавминвод — я постоянный «курортник» с 1955 года. Отдыхающим важно, чтобы вокруг была умиротворяющая красота — тогда и лечение будет идти впрок. Кисловодск заметно преобразился и дарит массу положительных эмоций. Сюда активно потянулись туристы. Радует, что встречаю здесь много знакомых, приехавших из разных уголков России.

— Словом, о городе у Вас самые приятные впечатления?

— Да еще какие! Приехав к вам в 93-м году, мы увидели полную разруху, лет пять назад тоже не почувствовав изменений, бежали в Ессентуки, а вот сейчас есть уверенность, что Кисловодск стремится стать лучшим городом Кавминвод.

Потрясающе выглядят Курортный парк, бульвар, Нарзанная галерея. Так и нужно на курорте — окружающая красота и гармония должны способствовать улучшению настроения. Заметно, что в Кисловодске пришла к власти новая, молодая, энергичная команда, которая занимается вопросами благоустройства на самом высоком уровне.

— Кисловодский воздух способствует творчеству?

— Разумеется. Давно еще написал стихи «Я влюбился в Северный Кавказ». И по-прежнему он для меня — самое чудесное и прекрасное место на Земле, дарящее счастье и восторг. Кавказ — особая гордость, особая держава России. Всегда возвращаюсь в Москву с большим запасом тем, стихов, строчек. Здесь поражает и восхищает все. Тут работают настоящие мастера своего дела — артисты, журналисты, врачи.

— Вы жили и в Советском Союзе, и теперь — в новой России. Вам, как поэту, когда писалось легче?

— Мне писалось всегда, потому что я излагал то, что думал. Поэзия — продолжение моей жизни. Я никогда не лукавил, выражая свое мнение и говоря о том, что меня волнует. При советской власти хватало неприятного, но было и хорошее — бесплатные образование, медицина. Никогда не забуду удивительно-уважительного отношения к учителям.

Несмотря на то, что прошло немало лет, я помню всех своих наставников по именам-отчествам, потому что мы жили в Калинине (нынешняя Тверь) одной дружной семьей. В войну с мальчишками все делали для школы: грузили бревна, которые вылавливали из Волги, распиливали, раскалывали их на полешки, и отапливали классы. В ужасной ситуации голода, холода, бомбежек, нескончаемых похоронок учителя были нашим спасением, а мы — их поддержкой.

Вот сейчас — другие проблемы. Мне не нравится, что у нас в 40 с лишним раз разница между доходами самых богатых и самых бедных, при том, когда на Западе — в 7–8. А ведь мы — великая держава, великая Россия. У нас множество миллиардеров, десятки тысяч миллионеров, так пусть поделятся, создадут фонды, которые помогали бы бедным, больным. А сейчас, смотрите, что происходит — телевизионщики объявляют акцию: заболел ребенок, которому требуется 700 тысяч рублей на операцию… Народ, в результате, собирает 12 миллионов — простые люди, у которых небольшие зарплаты и пенсии. Они откликаются на любую беду, потому что добрые, ведь Россия — символ доброты, прославленная своими жителями, своей душой. Иногда люди бедненько живут, но все равно находят силы, возможности, желание помочь тем, кому еще хуже.

Меня всегда поражают зрители на моих авторских вечерах. Я понимаю, что приехал в российскую глубинку, где живут небогато, но опять вижу полные залы, цветы, огромные очереди за автографами — стоят с книгами, которые сейчас не такие уж дешевые. Россия, конечно, уникальная, легендарная, единственная в мире страна, где живут по совести.

И в этом смысле Кавказ — показателен, потому что здесь сохранились благородные традиции — невероятное уважение к старшим. Этому обязательно нужно учиться, это очень важно, потому что в центре России молодые порой забывают, что они — продолжение предков, отцов и матерей, что они должны низко кланяться им, должны делать все, улучшая их жизнь. Чтобы не рвалась нить, поколения должны быть связаны духовно и материально. И в этом плане Кисловодск показывает много добрых, хороших примеров. Ваш город я люблю.

— Вы много ездите. Где Вас лучше встречают?

— Поклонники везде радуют — и в России, и в Израиле, и в Америке. В Нью-Йорке берут автографы, останавливая на улицах. У меня был вечер в самом престижном зале Америки — Карнеги холл, который наполнили зрители, разумеется, наши, русские… Приятно, что в Кисловодске немало тех, кто желает встретиться со мной.

В своей стране хочу читать по-русски

— Кто или что вдохновляет Вас на творчество?

— Люди, факты. Мои книги, а их вышло 120, полны событиями, которые волнуют всех. Я живу той жизнью, которой живут миллионы наших людей, неважно, какого возраста, какой профессии, какого достатка. И народ это чувствует, поэтому мне с ним легко. Мои книги расходятся, выдерживая множество переизданий.

Знаете: от плохого настроения меня всегда спасает то, что я абсолютно независтливый человек. Когда слышу какую-нибудь талантливую песню, стихи, радуюсь, как будто сам написал. Жизнь в светлом мире, мире радости и за других, и за себя помогает во всем. Правда, когда вижу, к примеру, в Москве или других городах улицы, увешанные рекламой на английском языке, названиями магазинов или кафе, я просто зверею — почему мне нужно знать иностранный язык?

В своей стране я хочу читать по-русски. Мне не хочется принимать чужой язык, чужие планы, чужой бизнес у себя на Родине. Пожалуйста, пусть иностранцы трудятся, но уважают страну, в которой работают. Она не их. Все начинается с языка. Мы должны его ценить и уважать.

— Когда Вам легче творить?

— Иногда ночью сочиняю стихи, потом утром встаю, печатаю их на компьютере. Мне нужно видеть на экране, как ложатся строчки, как их менять.

— Какой Ваш любимый поэт?

— Лермонтов для меня Бог. Две книги я посвятил ему. Мы с женой всегда посещаем Лермонтовские места в Пятигорске, не раз бывали в Тарханах. Впрочем, и других поэтов тоже люблю. Александр Сергеевич, Тютчев, Фет, Есенин, Блок, Твардовский, Вознесенский и другие. Иногда я нахожу потрясающие стихи совершенно неизвестных, молодых, неопытных поэтов. Однажды прочитал Лебедева и запомнил его стихи на всю жизнь, а он — мало кому известен. Каждый поэт талантлив и обязательно у каждого хочется что-нибудь запомнить.

— А над чем Вам было особенно трудно работать?

— Для меня поэмы трудно делать. Я написал несколько. Одну посвятил своей землячке Валентине Гагановой, потом узнал о парне-пахаре, чей трактор вспыхнул в поле. Он стал его тушить и обгорел. Меня это потрясло. Мама парня объявила, что нужна кровь, и весь город, вся молодежь встали в очередь, пытаясь его спасти. Парень погиб, но в моей поэме он остался жив, я так захотел. Еще была поэма о партизанке Пане Зиматовой из Тверской области. Ее в расстреляли фашисты. Я поехал на место казни, чтобы увидеть, что она видела в последние минуты своей жизни.

Конечно, и стихи пишутся по-разному. Вот, например, «Мне приснился сон, что Пушкин был спасен» написались сразу же. Или же «Много лет, как кончилась война…». Между прочим, родились в Ессентуках. Когда я услышал по радио информацию, что мать через двадцать лет увидела на экране сына, идущего в атаку, то не мог не воодушевиться, сел и написал. Композитор Женя Мартынов принес музыку, и уже 50 лет поют эту песню.

— Каким был Ваш творческий путь как поэта-песенника? Композиторы искали Вас или же Вы приносили им свои стихи?

— Женя Мартынов только что окончивший музыкальный институт, пришел ко мне с этой «Балладой о матери». Потом мы написали «Лебединую верность», «Отчий дом», «Аленушку» и другие. Женя, к сожалению, рано ушел из жизни. Иногда Добрынин звонил: «Давай напишем!» Как-то Раймонд Паулс прислал мелодию с просьбой: «Давай стихи!» — вышло «Я тебя рисую». Однажды получил диплом из Израиля. Один из композиторов написал к моим стихам мелодию, и нам с ним вручили первую премию.

— О чем Вы мечтали в детстве?

— Смотря, в каком возрасте. Когда была война, я мечтал наесться, желал, чтобы перестали приходить похоронки — они шли без конца. А потом хотел скорее повзрослеть, чтобы идти на фронт, сдал экстерном девятый класс, сразу пошел в десятый, но война кончилась. Я думал о профессии певца. У меня был хороший альт. Я получал первые места, выступая на различных детских музыкальных фестивалях. У меня пели мама, дедушка, и я любил музыку бесконечно. И до сих пор люблю, конечно. Моим кумиром был Лемешев, которого я боготворил. Но судьба распорядилась по-другому

Я начал писать стихи, и когда меня прослушала приемная комиссия музыкального училища, сказав: «Берем на вокал», я, уже увлекшийся поэзией, вдруг отказался от поступления. Хотя теперь жалею об этом. Ведь всегда и сейчас, пройдя хорошую школу вокала, я мог бы исполнять свои песни сам. Как-то дано-не дано получилось.

— А кто из композиторов лучше всех сумел передать настроение Ваших стихов? Евгений Мартынов, которого Вы уже упомянули?

— Возможно, он. А еще был Володя Мигуля, который написал песню «А мне не надо от тебя» — Кобзон до сих пор поет. «Каскадеры», «Созвездие любви». Дело в том, что Володя еще был близким мне по духу. Он же был врач, потом окончил консерваторию. С ним было интересно как с человеком. Мы написали несколько песен, они живут. Потом мы сошлись с Арно Бабаджаняном. Одну из наших песен спела Анна Герман. Мне нравится работать с теми композиторами, которые не просто музыканты, но еще и интересные личности. И в этом смысле мне, конечно, повезло. Были люди, с которыми я не просто писал песни, а с которыми дружил. Опять же: Слава Добрынин, Раймонд Паулс, Бисер Киров…

— Когда написали первый стих? Чему его посвятили?

— Я влюбился в девочку в 7 классе, красивую, отличницу. Я хотел ей понравиться и написал: «Если бы я родился поэтом, Я бы прославил тебя стихом. Много писал бы о том и об этом, Снова об этом, но больше — о том». Но это не изменило ничего. Все равно Люся за другого вышла замуж.

Я потом дружил с ней и ее мужем, мы учились в одном институте. Затем стихи потоком стали приходить. Трудно сказать, откуда они там сваливались на меня. Просто жизнь была такая, в которой я искал свет, радость, взаимопонимание. Это все помогало.

А потом я влюбился в девушку, сидящую напротив (Анну Пугач), посвятил ей книгу «Я продолжаю влюбляться в тебя». Последние годы она меня вдохновляет. Пусть иногда строга ко мне — как первый читатель, первый редактор, серьезная и критичная, но я слушаю ее, потому что понимаю: она с хорошим образованием, хорошим вкусом, хорошей культурой. Иногда Аня подсказывает интересные темы. Я рад, что так сложилось, сложилось хорошо.

— Кого лично Вы знали из известных поэтов, писателей?

— Ну, во-первых, лично знал Твардовского. Он, кстати сказать, очень любил мое стихотворение «Подсолнух». Наровчатов, Луконин, Старшинов… С Юлией Друниной мы учились вместе. Я обожал их, потому что они — святые. Они непередаваемо писали о жизни, о войне. «Но лучше прийти с пустым рукавом, Чем с пустой душой», — сказал Луконин.

А Друнина: «Я столько раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне» — потрясающие стихи девочка написала, не мужик закаленный. Мне посчастливилось учиться с Сережей Орловым, который горел в танке и носил бороду, чтобы скрыть шрамы. Он написал: «Его зарыли в шар земной, А был он лишь солдат, Всего, друзья, солдат простой, Без званий и наград».

Я их знал наизусть. А потом пошли поэты, которые тоже оставили след («Времена не выбирают, В них живут и умирают», как сказал Кушнер). Это уже другое поколение. Был такой ленинградский поэт, фронтовик, который написал чудесные строки: «А мне чужих стихов не надо, мне со своими тяжело» (Смеется).

Может, со своими и тяжело, но чужие стихи просто необходимы. Ну, с Вознесенским мы были как братья! С Женей Евтушенко, Робертом Рождественским учились вместе, дружили. С Булатом Окуджавой. И все друг другу посвящали стихи. Это мир, в котором я жил, мужал, учился.

— Скажите: а стихотворству обязательно учиться?

— Нет. В литературном институте у нас Паустовский заведовал кафедрой, читали лекции Симонов, Катаев, Исаковский. Они нам говорили: «Научить писать вас стихи мы не сможем, мы создаем вам обстановку, ауру, где вы почувствуете себя литераторами, а дальше все зависит от вас». Так оно и есть. И поэтому, когда я учился, я очень мало писал стихов. Я ходил на концерты, литературные вечера своих друзей и коллег. Творческое вдохновение приходит как-то свыше.

— Ваши произведения приносили не только взлеты в карьере, но и случались обратные ситуации. Вы переживали по этому поводу?

— Иногда меня критиковали за стихи, которые мне были дороги. Конечно, огорчался. Одна поэтесса неприятно высказывалась о стихе «Не смейте забывать учителей», который, тем не менее, полюбился многим и стал хрестоматийным. Его знает вся страна уже много лет. Тогда же приехала ко мне Агния Львовна Барто и говорит: «Переживаешь?» Я не скрывал: «Конечно, ведь это несправедливо, стихи очень хорошие». «Это, — замечает, — Вы уже кому-то дорогу перебежали, кому-то мешаете».

Однажды на вечере молодых поэтов, теперь уже классиков, на стадионе, где присутствовало около десяти тысяч человек, когда я впервые прочел «А мне приснился сон», зрители устроили бурную овацию. На что ведущий, Константин Симонов, вопреки поставленному условию — выступать только с одним произведением, попросил прочесть еще один стих.

Потом я шел по проходу с выступления, а в зале сидел Степан Петрович Щипачев. Он попросил меня присесть, чтобы сказать: «Какие Вы замечательные стихи написали — «Пушкин был спасен».

Это придавало силы, радости и делало мужественнее, я не знаю, может быть, даже талантливее. Но внимание классиков к твоему творчеству, особенно в те дни, когда тебя критиковали, было очень важно, поэтому я много занимаюсь молодыми. Россия полна талантов, и то, что говорят: «Молодежь такая-сякая», неправда. Она хорошая. Ей нужно только помогать. Мы совместно с моим Домом творчества в Твери конкурсы для них устраиваем, книги выпускаем.

— Что бы Вы пожелали кисловодчанам?

— Оставаться такими, какие они есть — заботящимися о своем городе, живущими по совести, гостеприимными. Пусть эти их качества сохраняются и приумножаются. Если от них вокруг станет еще лучше — то дай Бог!