Первый. Безусловно, Чингисский дом. Дом загадка, дом детство. Дом рай. Первый раз я переступила его порог, будучи маленьким любознательным ребенком лет трех. С тех пор если меня просят представить деревенский дом, я переставляю его — огромную, сложенную лет пятьдесят назад русскую печь, почерневшую от копоти. С нее осыпалась извёстка, ее белили снова и теперь она похожа на хамелеона. Когда я была младше, закоптелые пятна напоминали мне драконов, летающих над облаками. Сейчас для меня — это портреты нескольких обращенных друг к другу в профиль людей. Помню, в печке подходили на Паску бабушкины пироги, мы там пекли тыкву, взятую с огорода — целиком кладем на протвинь и в жаровню. Она появляется оттуда — ароматная, пахучая, как свадебный генерал в коричневых позументах. Белые стены, огромная карта России. Люблю просыпаться и, только приоткрыв глаза, видеть знакомые на зубок названия. Потолочные перекрытия — как центральный неф у готического собора, как будто нахожусь в трюме корабля. Или же внутри выбеленной солнцем грудной клетки выбросившегося на берег тысячи лет назад кита. Вообще знаю, как гудит старый холодильник — как будто на взлет ракета идет, пару лет за печкой сверчок был, знаю, как шипела буря, взбираясь по пыльной улице, как шепчут по шиферной крыше ливни, как с грохотом переворачиваются страницы очередной книги, как падают на пол тюбики с масляной краской… Гудение комаров — святое. Специально купленные в продуктовом магазине курящиеся спирали у входа в летнюю кухню напоминают священнодействия древнегреческого храма! В кладовке стоят тазы — тут мыли лисички, бруснику, грузди, белые… Я маленькая, устав загорать в огороде, заросшем крапивой и душничкой, прыгала с бултыханьем в эту ванную, наполненную теплой, согретой солнцем водой. Надо мной плыли ленивые чуть взъерошенные ветром облака, в них отражались нарезанные на квадратики полей, серебристая лента могучей Оби и кудрявый вьюнок Караканского бора…

Чингисский дом я каждый раз воспринимаю по-новому.

Второй дом, о котором пойдет речь, это недавно открытый мною дом. Там живут старые мечтательные ворота, некогда крашенные зеленой краской. Там живет рябина, брызги красно-оранжевой краски на плодах которой так похожи на картины Поллока. В свое время, когда все родственники съезжались в этот дом на юбилей, день рождения или свадьбу, то всегда фотографировались напротив этой рябины. В старых сундуках, наверно. Еще можно найти те черно-белые плохо проявленные фотокарточки. Весь жизненный цикл рябины — от маленького ростка до взрослого дерева с податливым стволом. Дом сахарных плюшек, дом многих комнат с крутящимся стулом. Дом старых книг, с желтыми просвечивающими на лампочку страницами. Дом вьюнка. Я была в нем в последний раз в сентябре этого года — стояла сухая, стеклянно-сочная погода с таким лазоревым оттенком синевы, какой можно увидеть только в конце августа и в начале сентября. Вьюнок обвевал весь фасад, его шевелящиеся могучие побеги зеленой шапкой свешивались с крыльца, перил, бани, штакетника… Я провела не один десяток минут, ловя на фотоаппарат всплески солнечных лучей чрез эти кудрявые желтые побеги. Скрипучие половицы, слышащие отзвук давно прошелестевших шагов.

Просто идти по улицам с фотоаппаратом и сниматься каждые интересные ворота: хитрый прищур того дома с синем фасадом и вырезанными наличниками, антенны, растворенные в лужах, герани в банках из под майонеза на подоконниках, коты, перебегающие улицу, подрезанные тополя, превратившиеся в загадочно-южные приморские растения, слушать ветер с полей и замечать в колеях мазки желтых листьев. Чудной, прозрачный воздух.

Третий дом затерян глубоко в горах. Там, на высоте более километра над поверхностью моря воду можно пить прямо из речек. Мы пару раз такое практиковали — останавливались у очередной текучей по камням страшно холодной, но и страшно вкусной горной реки, зачерпывали воду в ладони, и пили, наполняли ею бутыли, оставшиеся после купленной в супермаркете минералки, и выпивали потом. Существуют даже святые источники — разлился небольшой ручеек в озерцо, бежит и журчит белой пеной по камням. Вокруг на кустах много белых ленточек, выгоревших от времени. Прибита табличка с надписью вроде: «Блетиртуюк оозы». Протоптана тропа — на нее вылезают ветвистые корни. Вот и весь святой источник. Так вот, тот дом. Старый, низкие дверные проемы. Каждый раз в дерево лбом вырубаешься, когда выходишь из дому. Старый забитый досками коровник, за которым разбросаны угольки заходящего постылого солнца. Окна, заделанные пленкой, запах сладковатой приторной затхлости, который очень трудно вывести — он приклеивается к одежде, волосам, мыслям. Мрачный взгляд окон. Крапива в человеческий рост получше любого частокола в городе. Скрипящие ступени, по которым заходишь — словно чьи-то зубы, а идешь в пасть. Много замерзших от дождя светлячков на крыльце. Ручей в огороде. Только и слышишь, что его утробное, ключевое журчание. Страшный дом. Старый дом.

У каждого — свое мировоззрение. Своя история. И, конечно, они были страшно интересны для меня, как объекты для фотосъемки. Еще бы- кто не хочет прикоснуться к живой истории?