Поезд набрал приличную скорость и слегка покачивался, настраивая на сонное и ленивое настроение. Вот интересно, почему в поездах всю дорогу «крутят» одни и те же песни, причем те, которым уже много лет? такое ощущение, что ездят по нашим железным дорогам только пенсионеры. Почему не включают, например сказки или рассказы?

Я очень люблю дорогу в Москву. Совершенно другая природа, домики и поселки так не похожи на те, что у нас. Деревянные домишки как из старых книг Гайдара о Тимуре и его дружной команде. Почти до середины пути бесконечные леса с высоченными соснами, наверное, из таких когда- то делали мачты для кораблей, готовящихся к походу по морям-океанам. Многие из них зеленые лишь на верхушках, а низ-черный, траурный. Родители рассказали, что несколько лет назад тут бушевали пожары, а это-следы на деревьях. Удивительно, что сосны, перенеся подобное, продолжают жить, стремясь к солнцу, ввысь. Все свободное пространство занимает молодняк-ярко зеленая поросль, смена старых деревьев.

В низинах только сошел снег, а ведь у нас, на юге уже все цветет и снег можно найти разве что высоко в горах. Здесь же земля еще хранит зимнюю сырость, а в оврагах стоят огромные лужи, переходящие в болота. Болота-это отдельная история. В моем регионе их очень мало, поэтому меня они завораживают своей сказочной печалью. Вода стоящая без движения, как темное зеркало, отражает деревья четко, создавая ощущение параллельного мира. А упавшие огромные коряги, почти без коры и побелевшие на солнце, похожи на скелеты древних динозавров, увязших тут навечно. Кажется, что если присмотреться, то среди кочек заметишь хозяина болот-болотное одноногое чудище, прикинувшегося облезлым и позеленевшим пнем. Фотографирую, но не все фотографии получаются, так как поезд несется резво, и что-то интересное появляется и исчезает быстрее, чем успеваю нажать кнопку затвора.

Вдоль железной дороги много поселков. Абсолютно контрастных. Одни, с почерневшими, кособокими почти развалившимися домишками, которым лет может сто, а может и больше, рядом с которыми пристроились колодцы с унылыми носами «журавлей». Такие поселки, как покинутые выросшими детьми умирающие от дряхлости старики. Есть где развернуться с фотоаппаратом и наснимать интереснейших кадров, но от их вида становится так грустно…

Другие-чистенькие, с новыми особняками в несколько этажей, ухоженными двориками и деревцами с белыми стволами, подготовленных к весне.

Особенно запомнился один. Дом был очень старый, весь испещрен узором дерева, которое проявляется от времени и усиливается жизнедеятельностью букашек. Странно, но он был выкрашен в ярко-фиолетовый цвет, а оклады на окнах в насыщенно-бирюзовый. Такие цвета называют «кислотными» и ни разу я не видел таких оттенков на домах. В целом жилище напомнило бабушку-блокадницу, которая родилась в благородной, но раскулаченной семье, перенесла тяжелейшие испытания на своем веку, видела многое, но сохранила боевой настрой, держит идеально ровно спину и разговаривает с хрипотцой, иронией и легким высокомерием. Которая, несмотря ни на какие тяготы, подкрашивает брови в ниточку, красит губы и обязательно носит шляпку. Такие люди невольно привлекают внимание, заполняют собой и своей энергией все пространство и вызывают уважение. К сожалению, дом остался позади, лишь успев коснуться сознания и не запечатлелся на снимке.

В вагоне тихо позвякивали стаканы в подстаканниках. Есть что-то в этих что-то такое непонятно притягательное. Вроде, в обычной жизни ими почти не пользуются, а тут они путешествуют туда-сюда многие десятки лет и никому не приходит в голову от них отказываться. Стаканы тихо бренчат о подстаканники, иногда на повороте в них звякает ложка, словно поддакивая бормотанию. Сколько историй знают эти стаканы, сколько услышали тихих исповедей от тех, кто виделся в поезде в первый и последний раз.

В каждом отсеке своя маленькая жизнь. Кто-то спит отвернувшись и укутавшись в одеяло, кто-то уплетает пахнувшую на пол-поезда лапшу с острыми китайскими приправами и имитацией мяса, ближе к купе проводницы тихо перебирают струны маленькой гитары веселые и смешливые студенты, на которых ворчат соседи. Хозяйка вагона-проводница, занимает собой все пространство прохода, то и дело с деловитым и хмурым лицом носится туда-сюда, по пути предлагая чай, печенье и журналы.

На станциях к вагонам подбегают загорелые в любое время года люди и предлагают пирожки, рыбу вяленую, семечки и прочий нехитрый, но сомнительный товар.

Мои сестры носятся как стрижи и доводят родителей до точки кипения. Наконец темнеет. Откушан последний чай, приглушен свет, затихает возня и разговоры сначала переходят на заговорщицкий шепот, а потом затихает и он. Убаюканные покачиванием и перестукиванием колес вагон засыпает.

Утром меня будят, почти приехали! Выглядываю в окно, словно из серого холодного марта сразу попал в бушующий май. Все в свежей зелени, повсюду белой пеной цветут алыча и абрикосы, то и дело вспыхивают алые тюльпаны и ярко желтые нарциссы, меланхолично жуют траву рыжие коровы в поселках. Все знакомое, родное!

Вот и наш тупик. Дальше рельс нет. Когда-то на полукруглой площади поезда разворачивались, но сейчас все иначе. Вагоны отгонят в депо и будут их чистить, мыть и готовить для следующего путешествия в столицу. «Тройка» вернулась в Кисловодск. Выгружаемся на перрон. Чистый воздух и теплое солнце, на встречу бегут таксисты и люди, сдающие приезжим жилье, выходящих из поезда лениво оглядывает полицейский. Местный говор, шутки.

И сразу понимаешь, ты — дома!