Оркестр небольшой — всего десять или одиннадцать человек. Каждый знает свою партию до мелочей, мечутся пальцы по клавишам аккордеона, блестит холодным шоколадом крышка рояля, ударник отрывается на заднем плане, едкий, щелочной вкус литавр на языке
Сотканный из жаркого солнца, из страсти и красных юбок, из корриды и фиесты, испанский язык клокочет в горле, несется на языке. Это не чопорно выхолощенный английский с Биг Беном, традициями, ти-тайм у Букингемского дворца, манной кашей разговорами о погоде. Это не гортанный французский, сухое вино в девять градусов, виноградники, набережная Сены и l`amour с придыханьем на последних нотах. Это не горловой немецкий с глухими вибрирующими согласными. Это язык страсти, почти такой же верный как жестикуляция, почти такой же несуществующий, как холодный песок Сахары, как мерцающие далеко вдали миражи. Я, играя гитарный андалузский танец «el vito», что в переводе означает жизнь, представляю себе мостовую, площадь испанского городка, ветхость дневной жары, арабскую хну, плющ из окна, цветастые юбки танцовщиц фламенко. А аргентинский испанский — это гремучая, пересыпанная словами из латинского языка, переложенная культурой майя и ацтеков, многоликая, бурливая смесь неудержимой страсти.
Скрипки дышат долго и самозабвенно, дышат полной грудью; по воздуху, грохоча и рассыпаясь каскадами эмоций, проносятся ноты.
Казалось бы, что можно делать с танго? Танцевать? Безусловно. Петь? Можно. Играть? Да. Слушать… Вы пробовали спокойно сидеть на месте (второй балкон. так называемая «галерка», и в бинокль не разглядишь маленькие фигурки дирижера и оркестра), когда играют танго? Я пробовала. Мысли ускользают куда-то с ужасающей быстротой. Можешь закрыть глаза, представлять себе все, что играют. Пусть играют о любви, о вышитых на старинном Зингере звездах на ночном небе, о карнавале, а ты думаешь про том, как плывешь под водой, о вспыхивающем фейерверке, об оливье на новый год, о несписанной контрольной по английскому. Пусть! Главное, музыка дошла до тебя, творит переворот в душе. Ты же кормишь свою внешнюю оболочку? Пища и вода, каждый по своему вкусу, исходя из знания повадок, пристрастий и всей подноготной своего тела. Нужно кормить и душу.
Танго можно и писать. Не музыку (так высоко я не замахиваюсь, хотя и написала пару мелодий для гитары), а слова — ассоциации. Я называю это музыкальными новеллами. Три танго запомнились мне особенно. Предлагаю вам свою интерпретацию, или то, что творилось у меня в голове, пока я слушала.
Либертанго. Танго свободы. Liberty на английском, la libertad на испанском.
Город просыпается. Открываются ставни, солнце скользит по серым стенам разбавленной оранжевой краской. Кетцалькоатль скалится с одной стены, перуанские маски грозно лицезреют облака, вторя мирному сиянию горящей свечки на статуе девы Марии Гвадалупской. Книги и брошюрки раскиданы по кровати, и по полу, вертушка над головой, танцовщица спит, разбросав по матрасу цветастую юбку. Острые локти и коленки, тонкая кожа с просвечивающими венами, маленькая, вздымающаяся от тихого дыхания, грудь, закованный в китовый корсет стройный стан ребенка — любознательной девочки-подростка. Жгуче-черные волосы разметались по подушке, на шее блестит пот, от нее пахнет усталыми духами, из волос не выплетены орхидеи, профиль Фриды Кало с более тонкими и выразительными бровями, красные кровавые мозоли на ногах.
Она совершенно танцует при том, что никогда не умела танцевать. Она приехала из маленькой деревушки, пусть ее зовут Мария, она не знает, сколько ей лет. Но мама рассказывала, что она родилась в год, когда на деревню обрушился страшный потоп, примерно двадцать лет тому назад. Днем она работает машинисткой в фирме по продаже каучуковой резины. Она стирает до крови кончики пальцев о жесткие клавиши пишущей машинки, в обед пьет чашку черного кофе без сахара на гран-плаза, кормит голубей и танцует с ними, бродит по городу, стирает одежду (у нее одна кофта, одна юбка для танго, другая — для работы) в прачечной внизу. Ест манго, сорванное на улице, мясо, приперченное и выпекаемое на углях. Смотрит закат у реки. Вечером и ночью танцует.
Она обменяла цветы на эту юбку, обшитую лоскутками ситца, она красится в разбитом зеркальце в подъезде, на крохотную зарплату секретаря-машинистки ходит на танцы каждый вечер. Там много людей, горят свечи. Плещет вино. Девушки, юноши, там играют медленно-скабрезное, хищное, как нападающая акула, тонкое, как запах неролей, танго. И она танцует. Танцует правильно, совершенно не зная движений.
Она приходит домой рано утром, падает в кровать, не раздеваясь. Спит несколько часов и во сне продолжает танцевать. Потом — снова на работу. Чтобы вечером пойти на танцы.
Она не знает, что будет завтра, но знает, что будет танцевать. Она — Мария и новое танго, tango nuevo. Она безмятежно спит, положив под щеку руку. Солнце осветило ее маленькую комнатку и полетело выше. На верхние этажи.
Город просыпается. Открываются ставни, солнце скользит по серым стенам разбавленной оранжевой краской…
Открыть справку по теме
![](/img/cab/redarrr.png)
Закрыть справку по теме
![](/img/cab/redarrd.png )
Астор Пьяцолла — (11 марта 1921–4 июля 1992) — аргентинский музыкант и композитор второй половины двадцатого столетия, создавший новый стиль танго — танго нуэво. На родине в Аргентине он известен как «El Gran Á stor» («Великий Астор»).
Астор Пьяцолла — (11 марта 1921–4 июля 1992) — аргентинский музыкант и композитор второй половины двадцатого столетия, создавший новый стиль танго — танго нуэво. На родине в Аргентине он известен как «El Gran Á stor» («Великий Астор»).