|
Финики созрели! |
|
|
|
Сюжетный план
Доработка главы {#10/2/3161} |
Помните, как в прошлый раз Игоря и Чарли буквально «вымело» из кафе? И как Главный Редактор ринулся на штурм заведения, а его «уважительно отпружинило» на улицу? А Леха, как ни в чем не бывало, позвонил нашим героям и доложился, что он «бублики ест»? Сейчас мы вам расскажем, что на самом деле тогда произошло. И пойдем по порядку.
Так вот, Леха, обнаружив себя в одиночестве, почему-то не очень удивился. Он побрел по коридору, пытаясь опознать вход в «Башню печатников». И путь его был прямым до безобразия. Никаких поворотов и провалов. А что самое противное — на стенах снова позировали бесконечные усатые портреты. «Как же вы все мне надоели!» Чтобы подбодрить себя, Леха встал в боевую стойку «самурай с мечами» и красиво занес ногу над косяком. |
| |||||||||||||||||||
| Когда человек остается в одиночестве, на него часто накатывает особенное настроение. Сейчас оно приближалось к нашему герою. Привыкший вечно куда-то бежать, что-то искать и к чему-то стремиться, спецкор Звонарев испытал, наконец, чувство полного отъединения от реального мира. Он притулился к стене, постоял пару минут и для подтверждения задумчивости достал блокнот. Стоять было неудобно. Взяв блокнот в зубы, он стащил со стены самый приметный портрет, приладил его вместо подстилки и уселся. Вытянув ноги в кроссовочках 43-го размера (мамины туфли теперь они с папой шутя называют «пинеточками»), он поерзал, устроился поудобнее («могли бы и кресла для посетителей поставить!») и разгладил блокнот. Тот уже изрядно поистрепался и от этого стал еще милее. Полистав боевого друга, Леха, подобно Робинзону Крузо, разделил свежий лист на две части, на одной написал: «За нас», на второй: «Против нас». Почесал ручкой ухо и добавил еще одну графу: «Черные ящики». Потом провел горизонтальную линию и всадил: «Просто версии». Впрочем, как вести себя в экстремальных ситуациях, ведущий рубрики «Спасатели» знал. Дав себе слово во всем, что бы ни произошло с ним лично, извлекать только «плюсы» («мысль материальна»), он приступил к инвентаризации событий. И в этот момент острой стрелой его пронзила догадка. |
 Подобно Робинзону Крузо, Леха разделил лист на две части: «За нас» — «Против нас» | ||||||||||||||||||||
| — Как же я сразу не просек! Как же я не допетрил! Засунув блокнот в карман, он ловким движением водрузил на место портрет и что было сил рванул в отсек.Д. Только бы ничего не случилось, только бы тот тип на троне не стибрил его камешек! До Лехи лишь теперь дошло, что его не катапультировали вместе с Игорем и Чарли по одной простой причине: он по-те-рял ули-ку! Отсек встретил его уныло: то же дверьё, тот же мрак. Дверь с ящерицей была приоткрыта, камешек сидел на месте. Это и показалось Лехе подозрительным. «Вынимать или не вынимать? — придержал он себя. — Вынешь — вышвырнет. И крындец приключению. Не вынешь — есть шанс попасть в печатню. Печатня! Так я с ним туда уже ходил! Почему же меня сразу не выкинуло? Значит, им надо было, чтобы я потаскался здесь? А потом дядька на троне с нами разговаривал, как будто он все знает! А вдруг аквамарин — это «жучок»? Камешек-то был при мне все время. Или глазок? И с помощью этой штуки Медиум подслушивает разговоры, подсматривает нашу жизнь? Иначе откуда он про все так хорошо осведомлен? Такое впечатление, что он даже в курсе, какого цвета штаны были на мне с утра. Леха медлил. «Не возьму — все равно когда-нибудь вылечу. Только булыжник потеряю. С другой стороны — на фиг мне плутать по этому дверятнику?» А ничего не произошло. Только дверь хрястнула и захлопнулась. |
 Через некоторое время Лехин бортовой журнал дополнился планом помещения | ||||||||||||||||||||
| Леха и сам не понял — обрадовался он этому или нет. С одной стороны, ему нравилось ощущать себя исключительным героем в исключительных обстоятельствах. С другой — он подустал, хотел есть, и даже спать. В общем, он не решил еще, как относиться к случившемуся. «Ну и …? — раскрыл он ладонь с камешком. — Что будем делать?» В глубине камня замерцал перелив, какого раньше не наблюдалось. «Может, это волшебство? Или это камень исполнения желаний? — тут же сфантазировал Леха. Леха зажмурился, вытянул вперед руку и выговорил «личное заклинание»: Пространство поплыло, заколебалось, как в компьютерных деформациях. Леху слегка повело («как на аттракционах в Парке культуры», — успел подумать он), и в следующее мгновение наш пинкертон обнаружил себя сидящим на пуфике, с веером, да еще и по-турецки! |
 — Спасибо тебе, сбытчица мечт! По стене пробежало: «Да на здоровье!« | ||||||||||||||||||||
|
Заморив червячка размером с питона, он встал из-за стола, и грязная посуда тут же каким-то образом аннигилировалась (растворилась в воздухе).
|
| ||||||||||||||||||||
| Доев очередной бублик (на этот раз — с кокосовой стружкой), Леха поставил пустую чашку и встал из-за стола: — Сосиска, прощай! Спасибо за угощение! И за кино тоже! «Заходи еще!» — пригласила Строка. — С удовольствием. Номер комнаты не подскажешь, а то в вашем дверинце и заблудиться можно. «Это тайная комната. У нее нет номера!» При слове «тайная» в Лехе опять шевельнулся дух авантюризма. — Что ж ты раньше молчала, веревка электронная? Тады извиняй за нахальство, но я должен здесь все обследовать. Леха открыл большой старинный резной шкаф. На плечиках висело цирковое трико, тоже старое — в таких выступали клоуны в начале прошлого века. Прислоненные к задней стенке стояли обручи, обтянутые блестящей тканью, полосатые тросточки, на полках — непонятные веревочки и цветные шнурочки, поводок на пять ошейников сразу и сами ошейники. Несколько фарфоровых собачек — Леха видел такие в антикварном магазине. Ставшие хрусткими от времени пожилые афиши были скручены в аккуратный рулон. Разумеется, Леха развернул его! Усатый человек держал в охапке штук пять одинаковых беленьких собачек, а в цилиндре сидела большая трехцветная кошка. Надписи кричали: «Только одно представление! Чудеса дрессировки! Говорящие собаки! Пудель-предсказатель! Собака-медиум показывает будущее! Весь вечер на арене Юрий Волшебкин!» — Сосиска, где ты раньше была? — проворчал Леха, выныривая из шкафа. «Тут, а что?» |
 Ставшие хрусткими от времени пожилые афиши были скручены в аккуратный рулон, который Леха тут же развернул | ||||||||||||||||||||
| — Тогда так. Вопрос номер два. Кто тут главный? Кто хозяин кафе? — с ударением на каждом слове спросил Леха. «Хозяин кафе — известный дрессировщик Юрий Иванович Волшебкин, — невозмутимо заструилась Строка, словно докладывала очевидность типа „2 х 2 = 4”. — Третий вопрос?» — Ни финты себе расклад. Вас что, в школе не учили отвечать развернутым ответом? «Каков вопрос — таков ответ. Считать твой выпад третьим вопросом?» — Ладно, забьем. Какое отношение какой-то дрессировщик собак может иметь к тому челу на троне? Погоди, это не вопрос, я рассуждаю. («Надо вспомнить все с самого начала. Бублик. Дальше. Камешек. Ну, он двери открывает. Статуя. Кто она? Стоп. У тебя один вопрос. Только один. Думай, Леха, думай. Есть!») — Скажи, что связывает бублик, аквамарин, Статую и «Ведомости»? В общем, все то, что мы считаем уликами. Если они, конечно, улики. «Ничего не связывает. Сеанс закончен, всего доброго, спасибо, с вами было интересно». — Как это закончен?! — возопил Леха. «Это уже четвертый вопрос». — Не вопрос, уточнение! — еще громче заорал Леха. Потом осекся и тихо попросил: — Ну что тебе стоит? Дорогая. Красавица. Умница. Принцессочка. Строка изошлась нежными смайликами: «У каждой улики — свой секрет. С помощью бублика можно проходить сквозь стену. Аквамарин — универсальный ключ от всех замков. Статуя обладает даром предсказания, а «Ведомости»… Строка замелькала, заискрилась и стала застенчиво исчезать. — Погоди! Я ж не все спросил! Хочу разгадать тайну печатника! Хочу знать, на фига мне подкинули «близнеца»! Хочу аквамарин понять, зачем он! Хочу… Надпись отчаянно заморгала. Какое-то время на экране были видны только неразличимые пиксели. — Ну вот, завис… — расстроился спецкор. — Стоит только попросить чего-нибудь стоящее — фиг вам, старайся сам. Пиксели на экране подровнялись, откуда-то вынырнуло «Большое человеческое здравствуйте» и сложились слова: «Квота исчерпана». — Это очень, очень грустно. Ведь я даже не знаю, как отсюда выйти. Но тебе, моя принцесса, большое-большое спасибо, — грустным голосом сказал Леха и чуть не всплакнул (для эффекта). «Выход — он рядом». Опа-на. Все 15 дверей аккуратно выстроились в два ровных ряда, и на каждой висела аккуратная учетная табличка с названием. Только сами проемы показались Лехе несколько меньшими, чем оригиналы в коридоре. Это что, дверокопии? «Выход в астрал» — прочел Леха, обходя двереворот. Другая табличка сообщала: «Если бы». Дальше находились: «Створки Времени», «Смыслоскоп», «Лифт», «Печатня». Леха быстро пробежал по коридорчику и переписал эти и другие названия в блокнот. «Увы, наше время истекает», — с грустью объявила Строка. — А как сюда вернуться, в эту комнату? «Никак. Ее нет. Про нее никто не знает. „Чики-пуки” сама находит своих гостей». — Ладно, засиделся я тут. Пойду улику искать! — Нет, не все. Леха взглянул на Строку: — Принцесса, я тебя записываю в «Свои»! Экранчик благодарно подмигнул и погас.
|
 У каждой улики свой секрет. С бубликом можно пройти сквозь стену, аквамарин — универсальный ключ от всех замков, Статуя обладает даром предсказания | ||||||||||||||||||||
| Леха открыл дверь «Печатня» и облегченно вздохнул: вот же он, вход в башню! Железного феникса не было. Впрочем, Леха и не жаждал с ним встречаться. Интервью с треском провалилось еще в первое посещение, поэтому наш спецкор, исходя из правила «Во всем ищем позитив», решил сменить жанр и стать агентом тайной разведки. На цыпочках, стараясь не шуметь, короткими перебежками он поднялся в башню, разыскал выход в печатню, приоткрыл дверь и просунул в проем голову. В типографии было затишье. Печатный станок стоял в одиночестве, а четверо работников у длинного, грубо сработанного стола молча разливали какой-то темный напиток из глиняного кувшина. Один из них, что постарше, хлебнул из кружки, довольно крякнул, вытер седые усы и заценил: «Щелбанистый квас!». Затем взял пучок зеленого лука, положил его поверх ломтя черного хлеба и смачно куснул. Другие тоже жевали и пили, тяжело вздыхали. «Да, бубликов тут не подают», — подумал Леха, глядя на их угрюмые лица. — А брательники где? Чего к столу не идут? — спросил старшой. При слове «брательники» Леха насторожился. Почти распластавшись на полу («опять влетит от мамы за грязные джинсы!»), он на четвереньках прокрался в угол и спрятался за верстак. Бесшумно подтащил лежащие рядом пустые ящики, отгородил ими убежище от случайных взглядов. Повозил руками по полу и грязными ладошками натер лицо свинцовой пылью. Осмотрелся, пытаясь найти возможные пути отступления. — На дворе с пунцонами возятся, — ответил кто-то из печатников. |
Леха открыл дверь «Печатня» и облегченно вздохнул: вот же он, вход в башню! | ||||||||||||||||||||
| При незнакомом слове Леха сразу навострил уши. — Зачем? — удивился седой. — Сказано ведь, три литеры с набора снять. А он их заново лить, что ли, собрался? Ох, смутны, лихи дела. Караре указ государев — что звук пустой. И Еремей туда же — соватажник. «Фотоаппарат! — осенило Леху. — Только бы не разрядился, только бы памяти хватило», — молил он, отключая вспышку и звук затвора. Тут дверь открылась, вошел молодой резчик с ящиком (щелк!). — Вот, нарезали взамен изъятых. — Скинь туда, — махнул старшой в сторону Лехи. Тот едва успел нырнуть под верстак и так тюкнулся макушкой о железяку, что еле сдержался от вопля. — Дернул ведь нас лукавый с этой челобитной, — не унимался седой. — Так ты, Федор Докукин, сам громче всех тогда кричал: «…гражданка супротив славянского шрифта больно убориста, на бумаге экономят, а наборщики должны глаз ломать», — упрекнул его костлявый, заворачивая недоеденный кусок хлеба в чистую тряпицу. — А у тебя, Прошка, погляжу, память больно цепкая, — озлился Федор. — Тебе с одного листа копейку платят, ты и рад. Мы против царя не воруем, а служим верно — вон сколь напечатали по новому-то уставу! — а милостями не больно осыпаны. Так теперь еще и неизвестно, что из этой челобитной выйдет. Как бы заместо прибавки не убавили бы на голову. Двое других работников, что помоложе, так же молча жевали хлеб с луком и в разговор не встревали (щелк!). — Так об чем ты больше печешься, Докукин, — о мошне или о шкуре? — прогремел вдруг, посмеиваясь, прямо над Лехиной головой зычный голос. — Да на кой мне мошна, ежели шкура затрещит? А хоть и так: чем моя мошна провинилась перед казной? Или я дело худо разумею? — Что правда, то правда: Карара твою руку хвалит, говорит про тебя — «мастер», — ответил Прохор. — Карара мне не указ. Я и сам себе цену знаю. Кому и чести довольно, а я не гордый, могу взять и деньгами. Леха успел сфоткать лицо Федора Докукина крупным планом и продолжал щелкать все во всех возможных ракурсах. На дисплее высветилось «Карта памяти переполнена», и тут же чья-то могучая рука извлекла спецкора за шиворот наружу. — Эй, малой, не рано ли на боковую отправился? — принял Леху за подмастерье седой. — Э, да ты не наш! Чей мальчонка? — обратился он к товарищам, поняв, что обознался. — Пустите, дяденька, больно! — пытаясь закосить под дурачка, Леха успел засунуть фотоаппарат в карман. — Мой гонец! — ответил знакомый Лехе голос. — А вот и наш Ерема, — ощерился седой и ослабил хватку. Леха обернулся и увидел своего старого знакомого Еремея. Тот дружески подмигнул ему. — И вовсе я не ваш! — огрызнулся спецкор и вывернулся из-под тяжелой длани. — Ишь, бесенок сопливый, нарывается, — усмехнулся Федор. — Кто таков? |
| ||||||||||||||||||||
| — Алексей Звонарев, газета «Полундра»! — бодро представился спецкор. — Так, Лексей, говори порядок. Леха быстро соображал: видимо, у печатников заведена кодовая фраза, по которой они узнавали своих, цеховых. На этот раз он решил начало пароля не пропускать, поэтому выпалил: — Финики созрели! Докукин ничего не понял и помотал головой: — Врешь. Финики, брат, у восточных купцов в сладком ряду. А мы литерами заправляем. Но его урезонил Еремей. — Отстань, Федька. Ко мне он пришел, по делу семейному. — Знаем ваши дела, — буркнул печатник. — Да с нашими-то никак не сладятся… — Чего мелешь? — отозвался Прохор. — Карара с нами челобитную подписывал. И образчики наборов сделал — залюбуешься. — То-то и оно… Царь-то залюбовался, да, видать, не тем. То, что карарьими литерами тиснуто, не читал. А как прочтет? — Ты вот что, Докукин, ври да не завирайся, коли не ведаешь толку, — осек его Еремей. Под тяжелым взглядом Еремея старшой примолк, но коситься на Леху не перестал. «Финики, гришь». Поняв, что наблюдательная часть исследования завершена, Леха решил все же вернуться к интервью. |
«Литеры! — осенило Леху. — Супер! Во трофеи у меня ща будут! Пусякин обзавидуется» | ||||||||||||||||||||
| Еремей протолкнул мальчика за стол, сам встал спиной к цеху, чтобы не видно было и не слышно другим, и тихо спросил: «Что шумишь? Посылку доставил кому следует?» — Так вы ж не сказали, кому, а стражник обещал довести, а сам только за дверь вытолкал! — начал оправдываться Леха, а потом горячо зашептал. — «Ведомости» мой дядя читал, и мы все поняли: там шифр между строк. Это как понимать? Еремей и ухом не повел, только черные глаза его заблестели, как аметисты. Как ни в чем не бывало, он взял в руки одну из нескольких лежащих на столе дощечек. Краем глаза спецкор Звонарев заметил, что в дощечках были отверстия, какие делают в трафаретах, но проделанные как-то беспорядочно. Или наоборот. Подобную штуковину Леха видел в каком-то детективе, но совершенно не помнил, как ею пользоваться. |
 Отверстия в дощечках, похожие на трафаретные, были проделаны как-то беспорядочно | ||||||||||||||||||||
| Двери печатни снова с шумом распахнулись. На этот раз, гремя сапожищами, вошли один за другим три рослых гренадера, в треугольных шапках, в зеленых мундирах с красными обшлагами. Двое из них были вооружены короткими ружьями. «Где-то я такие ружья видел, — вспомнил Леха. — В музее! Тогда еще Пусякин ружье потрогал, а вокруг все как загудит!» — Слово и дело государево,— гаркнули вошедшие вместо приветствия. — Личутин Гордей, сын Данилин, по прозвищу Карара! Под арест велено. — А кто вас, носы железные, на него науськал? — грозно пробасил Еремей, выступая вперед. — Погоди, брат, не суйся, — остановил его Карара. — В чем вина моя? — обратился он к служивым. — На допросе разберутся, — отрезал старший по чину и сделал знак рукой самому мордастому. Тот шагнул к печатнику, велел выставить вперед руки и принялся их вязать пеньковой веревкой. «Ни финты себе расклад» — обалдел Леха. Он ждал, что печатник возьмет мордоворотов за шкирки, ударит лоб об лоб, чтоб мозги вышибло, как Леха не раз видел в кино. Но это кино шло не по привычному сценарию: великан не сопротивлялся. «Два бревна вяжут дерево» — представилось Лехе. Так был похож этот печатник на могучий дуб, тот самый, что у Лукоморья, и такие тупые, деревянные лица были у служак. И не было в этой Лехиной мысли ни капли насмешки, только горькое отчаяние от покорности Карары. Но стерпеть такую покорность было выше Лехиных сил. Он решительно разломил шариковую ручку, отшвырнул в сторону стерженек, сунул в рот горсть завалявшихся автобусных билетов, привычно слепил языком один шарик, другой и прицелился в солдат из трубочки. |
Гремя сапожищами, вошли три рослых гренадера, в треугольных шапках, зеленых мундирах с красными обшлагами | ||||||||||||||||||||
| — Я не преступник, — громко произнес Карара, обращаясь ко всем, но сидящие за столом смотрели в сторону, словно их это не касается. Только Прошка ахал да сочувственно качал головой. — А добрые люди так не считают, — кивнул офицер на оторопевшего Еремея. — Написали кому надо про дела твои тайные. А коли ты запираться надумаешь, так заплечных дел мастера тебе живо язык развяжут. — Я не преступник, — повторил Карара, наклонив голову и глядя на связанные кисти, как будто в руку вложена записка. Потом повернул голову и исподлобья посмотрел на брата. — Про Глебова слыхал? — и, обращаясь уже к кому-то из служак, офицер засмаковал с явным удовольствием: — Майор, что повадился царицу бывшую Евдокию Лопухину в монастыре навещать, полюбовник и пес ее верный, и предатель государев — в услужение подался к ее подельникам, что царевича выгораживали. Так он тоже запирался с неделю, пока ему на дыбе язык не развязали. А отдыхать его носили в клеть, где пол весь был утыкан мелким гвоздком остриями наружу. Вона как, — закончил гренадер свою речь, довольный произведенным эффектом. Печатники оробели. Леха прицелился — «Р-раз!» — и плевательная пуля влетела офицеру прямо в ноздрю! Тот засморкался. «Два!» — впечатался следующий снарядец в треуголку прям над его лбом. |
 «Фотоаппарат! — осенило Леху. — Только бы не разрядился, только бы памяти хватило…» | ||||||||||||||||||||
| Еремей устремил горестный взор на брата. Так смотрят, когда предчувствуют, что больше не увидят родного человека. Предчувствуют — и ничего не могут исправить. И взгляд этот излучал такую скорбь, что Лехино сердце вновь вздрогнуло от сочувствия, а в голове застучало отчаяние: «Еремей, что же ты молчишь?».
Карара стоял, нагнув голову, потом поднял лицо и глухо произнес:
|
 В приступе жгучей ненависти Леха схватил еремееву трафаретку, замахнулся… В этот момент кто-то схватил его за ухо | ||||||||||||||||||||
| От авторов
Наследство: |