Московский
культурологический лицей

Снег — (предмет дискуссии, перебежчик)

Статуя Святой Девы — (религия)

Старая Книга — (наука)

Крыса — (скептик)

Перец из стекла — (идеалист)

Действие I

Явление I

Снег врывается в окно чердака. Все действующие лица лежат на своих местах. Диалог между Святой Девой и Книгой.

Дева:

Вот снова. Брошены. Покинуты. Потеряны. Сквозь толщу лет не виден след наш. И вместо фанфар радостных и софит блеска нас видят лишь пауки да пыль!

Книга (ухмыляясь):

А разве не вы говорили, что только в одиночестве и аскетизме постичь прикрасы можно истинного пути?!

Дева:

То для того, познал кто чудо вечного пути! Уединение должно быть добровольным. И пусть томление души моей невольным, но истовым полыхнуло огнем.

Явление II.

Те же и Крыса

Крыса:

А чем, скажи, тебе не монастырь? И холодно: аж зуб на зуб не попадает. И в келье — хочешь — уединения ищи, сиди над лампадой чахни, пергаменты тщедушные елозя; смотри на надоевший не прекращающий гореть закат…

Дева:

О, нет! Брела по жизни трудному пути, страдания я претерпела. Узрите же!(показывает сколы на платье и заляпанную парафином подставку. При этом Книга недоуменно и сочувствующе качает головой, а Крыса про себя ухмыляется) И как же долго не дрожала я в воодушевлении, не видела коптящего пламени свечи.

Крыса: (рассуждая)

По мне же лучше сало. Что там вздыхать о духовности, свете, мечтах, и пламени, когда есть все, что для жизни нужно. В свече одно важно — свечное сало, как жизнь нужна и дарована, чтоб выживать и всяческими удовольствиями для себя ее наполнять!

Книга: (возмущенно Крысе)

Не позволю про науку так говорить! Что жизнь дарована нам, чтоб постигать науки достижения, чтоб понимать учения прикрасы, вкушать плоды жизни, но лишь для вдохновения; пытаться создать тайны людские, загадки, потайные, что мирские!

Крыса: (продолжает монолог, не обращая внимания на Книгу)

Или же вот — то жизни соблазнение, то и порыв душевный, и падение, секундная то вспышка вдохновения бесценней, чем год сытости нелепой. Но молви же, что думать будешь ты, не утолив желания желудка?! Какая Муза приплывет к от жажды умирающему? Или заметит он ее, будь одна хоть трижды счастье и великое ему ниспослала. Нет! Его будет один вопрос мучить: где бы добыть воды…

И в жизни главное: наесться досыта, заснуть в тепле, и знать, что с утра тебя ждет большой кусок еды.

Действие II

Явление I

«КОЛОКОЛ м. звон, церк. кампан; вылитый из меди (с примесью олова, серебра и пр.) толстостенный колпак; с развалистым раструбом, с ушами для подвески и с привешенным внутри билом или языком. Большие колокола употреб. почти только при церквах, и потому зовутся также Божьим гласом…

Толковый словарь В. Даля»

Дева:

О, радость жизни! В день мирской, когда за окном звучит прохладного дождя орган, когда деревья надсадно так скрипят и тонко стонут их ветви, гудит, пространство, наполняя, небеса, заветная свирель, и опрокинутая чаша небосвода сходна с нежным ручейком арфы, молитве предаваться. И чувствовать холод плит гранитных, и запах ладана, тот терпкий и ершистый, священный и неколебимый дух церкви ль, дух собора, и косые лучи серебрящегося света, что стены бликами витражей дрожащих марева целуют, а в нем в исступлении словно, пылинки озаренные танцуют, то иконы и смотрящие с них в умиротворении лики святых, и нимбы золотые, и свечей тревожное мерцание, и шипение кадилов, и хор церковный, и золотые купола. О, карильон! Его музыка — это святое! То отрешение и звон колоколов: далекий, близкий, родной и инородный; то мощный, всепроникающий гул, летящий, разносящийся, святой, незнамо, что еще какой. То и молитва, и упоение прекрасным летним днем, и шум дождя, и легкий шелест крыл, и ветра поцелуй, и голубей прощальное воркование, и грозы майские лихие, и многоликий шум тайги, и музыка — то песня ветра, и склоны гор крутые, и рек могучие просторы, и жаворонка песня, и рассвет, то вся душа, то мысль,

родной простор!

Крыса:

Медь? Неплохо. Блестит, сверкает, и пахнет чуть приторно, позолотой и металлом теплым, чуть — солнечные нотки, немного — сельской жизнью: травою, молоком, свежевыпеченным хлебом… Колокола металлические, а металл — вещество твердое; днем оно раскаляется, а ночью очень быстро остывает. И какой, скажите, в этом толк: железный «язык» болтается туда-сюда, отмечая своим слишком приторным, «святошным» и чересчур «совершенным» звоном очередную свадьбу иль похороны? Они не согреют, не накормят, не подскажут в трудную минуту, а к тому-же от их звона болит голова. К чему терзать себя несбыточным, к чему верить в нелепый идол, что не имеет ни духовной, ни телесной силы?! Так зачем же они нужны?

Книга:

Колокола не только для слуха приятны — они прогоняют хандру своим звоном; это настолько мощный высокочастотный звук, что гулом своим создает ощущение спокойствия, величия, пламенения, умиротворяющее действие оказывает. Тихая иль громкая песнь колоколов разносится по всей округе, они заставляет людей отрываться от своих дел, и слушать, внимать, думать о чем-то своем, приобщаясь к истинному, душевно и духовно очищаясь. Колокола известны народам многим, и в монотеизме, и в язычестве они отгоняли злых духов. Загадочные и неясные, они и по сей день несут спокойствие, надежду, благоденствие, душевную гармонию в мир людей.

Хотя мне лично милей всего библиотека. То запах книг. О, как люблю его! Новые книги часто пахнут типографской краской, ну а старые! О! Это целый набор запахов разной остроты, по-разному сильных или слабых, контрастных или блеклых, ярких или тусклых, это запахи разных мест, разных людей, разных мыслей. Кстати, никто ведь не знает, как пахнет мысль? Я убеждена, что она пахнет именно так, как пахнет старая книга. Откройте любую книгу, впитайте в себя запах каждой страницы, бережно, по крупицам сохраните его, мы вы почувствуете все то, что сохранено в этой книге, все то, что таят в себе ее страницы. Это невероятнее, чем загадочный шелест пожелтелых страниц это гораздо обширнее, чем все лучшие в мире фотографии и картины, это интереснее и увлекательнее, нежели написанный текст. При наличии запаха — пусть, например, это будет всего-лишь запах солнца, горячего песка, сосновых иголок, выгоревшей на солнце травы, свежего ветра, который принес нотки берез, пшеницы и простора полей: и вот уже перед глазами картина побережья озера, сосны великаны, легкий ветер, чуть солоноватый едкий и в том-же время нежный вкус воды, то блаженство, которое она дарит телу; вы вспомните даже больную царапину на руке, которую получили, напоровшись на ветку (пусть даже на руке и шрамика не осталось — кожа все-равно заноет); и еще менее приятную новость — полчища ошалелых и разъевшихся крови невинных отдыхающих, но чересчур уж прожорливых, матерых лестных комаров, которые осаждают береговую линию, и атакуют именно в тот момент, кода в спускаетесь к воде по узкой тропинке.

Книги шепчут нам свои истории, со всех полок, мысли, облаченные в платье из бумаги и чернил. Типографской краской, клейстером, сургучом, свежим картоном и воспоминаниями — именно так и должны пахнуть мысли.

Крыса: (скептически в ответ на этот монолог)

Библиотеки! Люблю! Так много запахов, так много соблазнений, и кожа, с тиснением ли благородным, пергаменты старинные, сгодиться, в общем-то, любая, но особенно я жалую, свежую, не сильно дубленую кожу; и картон хоть гофрированный, хоть обычный, только вот с лакировкой не нравиться мне — блеск этот глазу неприятен, да и на зубах не хрустит, и что важней всего — бумага. Люблю простую бумагу, особенно старинную. Хоть не вижу удовольствия в том, чтобы слушать, с каким особенным треском-хрустом перелистываются старые желтые страницы древней книги, люблю чувствовать этот терпкий, жесткий, чуть горьковатый вкус бумаги на языке… Обычно я оставляю старую бумагу напоследок: такой возвышенный букет разнообразных вариаций послевкусия. Проходит полчаса, а во рту все-тот же вкус, только приобретший новую форму! Я возношусь на вершины блаженства. Клей, типографская краска — они вносят в мое пиршество какой-то особенный экзотический оттенок. Хотя я, лично предпочитаю старинные чернила современному книгопечатанию. Чернила разнообразны, синие, например, напоминают мне о горах (какая-то доля лазурита, растворенная в них дает о себе знать) красные часто сладкие и их вкус отдает экзотическими пряностями, а также сушеной гвоздикой; черные же чернила чем-то напоминают мне о море, о его многоликом рокоте — еще бы, ведь одним из составляющих черных чернил, (конечно, для благородных и знатных) были чернила осьминога! Я обожаю есть старые книги, раритетные — доля экстрима, немного будоражащая кровь, никогда не помешает, да и оттенок у них совсем иной… Ах, история! Люблю узнавать историю, питаясь ее трудами!

Дева и Книга: (одновременно с искренним возмущением)

Да как так можно? Это кощунственно!

Крыса в ответ только ухмыляется, скалит желтые зубы и поглядывает на Книгу с искренне-оценивающим взглядом, а потом говорит:

Тебе нечего беспокоиться. Меня не интересуют старые затрепанные книжки, слишком долго пролежавшие на сыром чердаке. Да и книжный червь! Он поистине отвратителен! Оставляет после себя такую горечь, что даже свежую благоухающую чистотой и разнообразием вкусов, попробовать не хочется. Нет уж спасибо. Да и не голодная я сейчас.

Книга: (с прикрытым, но явным облегчением)

Вот и хорошо. Уверена, я Вам не по зубам.

Довершает сцену гнусавый чуть хриплый смех Крысы.

Явление II

Те же и Перец

Перец: (подает голос из своего угла, все присутствующие поворачиваются в нему, а Книга и Крыса перестают ехидно поглядывать друг на друга)

Колокола! То зычный зов, скорей вперед, он звенит, зовет, летит, несет наши мысли к высоким и чистым идеалам! Вперед! В безоблачное небо вознесется прозрачным клином звон, низвергается в пучину враг, да будет проклят он! И в пенный прибой проникнут взоры! И ярким светом вспыхнет день!

Но, что до меня, то мне милей рожок, труба! Зовет, свистит, трепещет, мчится! Вперед, к недремлющим, все случиться! То и охотничий позыв, и долгий, трудный путь к победе, справедливости, свободе! Как гончая мчаться за оленем, вперед, к заоблачным мечтам!

Крыса (мигом забыв про свои разногласия на почве расхождения в моральных ценностях, и с энтузиазмом, и одновременно — с ужасом поворачивается к Перцу)

Рожок, труба, дудочка… Это хитро, лживо, коварно и изворотливо. Дудочка — манипулятор древний, он введет тебя в пучину!

(ухмыляется и продолжает с наигранным пафосом, при этом жестикулирует и отчаянно сверкает глазами)

Он не скажет тебе прямо о своих идеях, о нет! Он соблазнит красивыми словами, его глаза уверенным огнем победы горят, целеустремленность, как мед, из уст его течет. Сладкий на вид, но на вкус — сущий деготь. Он вещает о равноправии, о свободе, а в итоге к пучине приведет. Его идеи светлые исписывают страницы ненужных кодексов, он катехизисы глаголет, закоренелый либерал, он — консерватор, что без ума от новизны; одет он в красное, флаг оттенка крови свежей, как зарево (рассвета, иль заката?) реет за его спиной…

Он подойдет к заплутавшим, он соблазнит их души и по полю будет их кружить. Мелкий или большой, бесеныш или демон, один приведет к трясине топкой — другой к высокому обрыву. И подтолкнет в лопатки, и будет смотреть, как падаешь, и, проронив лживую слезу, вновь побредет по пустому полю, искать нового внимающего его прекрасным идеям, его светлому будущему…

То крысолов из Гамельна в красных одеждах, он дует в дудочку, и все, как послушные мышата бегут за ним: и дети, и крысы… Бедные сородичи! За то, что им немного повезло в жизни, им — такая кара. Хотя кому большая кара? Людям ли, потерявшим детей, иль крысам? Я, впрочем, уверена, что крысам. С этого-то события мы ненавидим звука дудочки!

Действие III

Явление I

Внезапно в окно врывается ветер, все главные герои несколько шокированы, и без слов смотрят на снежинки

Книга:

А это еще кто?! Что, ему тоже приготовлено место в нашей дискуссии? Не многовато ли мнений получается?

Крыса: (скептически смотря на снежинки)

Сомневаюсь, что Вы сможете пополнить чем-то особенным палитру вкусов, которую мой нос и вкусовые рецепторы на языке улавливают.

Дева: (возмущенно)

О, кто позволил вам ворваться в наш мирный уголок, разрушить идиллию, пространство мыследеятельности?

Крыса:

Насчет утопий, идиллий и прочего я бы на вашем месте не очень распалялась, но хотелось бы получить ответ на мой вопрос.

Перец:

Придерживайтесь ли вы высоких идеалов, или еще не доросли до этого, как и все здесь присутствующие?

(Снег в ответ молчит и только улыбается загадочно)

Проходит около минуты, и, наконец, он решается подать голос.

Снег:

А в чем проблема вашей дискуссии?! Что вы пытаетесь разрешить?

Действующие лица переглядываются, на их лицах написано удивление. Они, в общем-то и не задумывались о поводах их дискуссии.

Дева: (не понимает особенно того, о чем говорит, поэтому выражается как нельзя туманно)

Ну… Если уж об этом говорить, то можно прийти к выводу насчет нашего общего разногласия во взглядах на мироздание, на поиск сути в жизни…

(и затем гораздо более уверено, гораздо большим энтузиазмом)

Не могут они понять, что истина есть в вере, светящимся пути — дороге, а не в хождении по болотам ложных знаний!

Книга:

Не буду уже повторять слов великого Ульянова, с которыми я искреннее согласна. Религия всегда была сильнейшим заблуждением всех народов мира. Она мешала развиваться знаниям, сеяла в умах идей страх и суеверие!

Перец:

Религия — попы с кадилами, что по одной ложной дороге ведет, а знания — к чему они? Тот, кто много знает, начинает сомневаться в совершенных идеях Партии, и начинает изворотливо обманывать всех остальных. Системе нельзя противостоять! Это глупо и неразумно — она гораздо, во много раз сильнее!

Крыса:

С нами выяснять отношения — все равно, что вспомнить хоть басню Крылова — а воз и ныне там. Сколько бы вы не старались, мы будет каждый придерживаться своей точки зрения.

Снег на это совершенно ничего не сказал. Он отрешенно, с непонятной улыбкой осматривал продуваемый о холодный чердак, по которому, жалобно подвывая и во всю глотку жалуясь на их сквознячью тяжелую жизнь, гуляли сквозняки. Все несколько опешили таким безразличием к своей персоне — еще бы, ведь каждый желал поддержку именно своей стороне.

Потом, он заговорил, обращаясь одновременно ко всем и ни к кому.

Снег:

Смотрите, как прекрасно утро! Солнце алым заревом разливается по горизонту, иней поцеловал каждую веточку, каждый кустик, это так похоже на сказку! Будь сейчас здесь соловей, он бы залился головокружительной трелью! Все вокруг настолько пронзительно и прекрасно, что хочется замереть и впитывать в себя каждое мгновенье этого утра. Скоро Новый Год — разве не повод насладиться жизнью, испытать что-то новое, простить старые обиды и стать лучшими друзьями? Оглянитесь вокруг, и поймите, как прекрасна жизнь!

Сказал он, и растаял. Растекся по полу бесцветной холодной лужицей. Через несколько мгновений, Дева сказала:

Дева:

И, правда, рассвет. Как же мы могли не заметить!

Книга:

Рассвет прекрасен! Встретим же новый день все вместе!

Перец:

О, это счастье быть друзьями!

И только Крыса немного помолчала, смотря на лужицу, а потом сказала

Крыса:

А хороший был снег. Он додумался в одну секунду до того, до чего мы с вами так и не смогли дойти. Была бы у меня жалость, я б его пожалела. Но у меня ее нет. Равно как и совести!

Она с наигранным серьезом решила поточить о Книгу кривые желтые зубы, от чего та пронзительно заверещала совсем не своим тоненьким птичьим голоском, а потом все стали смотреть рассвет.