История одного танго
1 такт. Головные ноты.
Зал, освещение приглушенное, легкий танец, грустный, но вместе
с тем и чувственный; кабак, Америка20-е — 30-е,
процветающий сухой закон, порт, вечер, переломленные жирафьи шеи кранов
на фоне вечной битвы солнца и моря, багряного пламени заката, россыпи
бриллиантовых звезд, жадные, выбрасывающие на берег кровавые солнечные
блики, перемежающиеся с ослепительно-белой пеной, напоминающие
скользкие, но и грациозные тела дельфинов, волны, трубные гудки
пароходов, пристань, крики полуночных драных бездомных кошек…
Грузчики заходящие в кабак после тяжелой работы. Абсент
(и не только в «dry» штатах), кабаре (почему-то
в стиле Мулен руж), танго, джаз, одинокий чернокожий
аккордеонист в лучшем выходном костюме, с закрытыми
от соприкосновения с музыкой, глазами играет мелодию любви.
Он стоит возле кабака, перед ним — раскрытый футляр
от аккордеона. Драп вышаркан, лакированное некогда дерево потрескалось,
а на дне валяется лишь одна единственная медная монетка;
но он, как часовой на посту, встречает своим долгим
и пронзительным аккордом, блестящим, как золото в мерцающем
свете свечей, наступающий вечер. Пусть он играет не на палаццо,
заработка не хватит даже на краюху хлеба, но он играет ни сколько
для себя, а для вечера, который не сможет развернуться
в полной красе, как не может распуститься без полива бутон
розы, без этого долгого страстного, отдающего сигаретным дымом, запахом
дешевого вина, дешевых французских духов, запахом рыбы, соли и моря вместе
с запахом угля и пота — запахом джаза.
Джаз — это целый мир, цела огромная вселенная,
которая простирается передо мной, стоит только вглядеться в нее,
почувствовать ее пульс — прерывистый и одновременно непрерывный,
связанный с броуновским движением людей в ночном городе,
с перемигиванием фонарей на пристани, чьи блики, как осколки
битого стекла в лучах фонаря, припорошенные снегом; разносят ультрамариновые
волны.
Я представляю себе джаз, танго в свете свечей
в канделябрах, с запахом тяжелого мускатного парфюма, приглушенным
мерцанием драгоценностей в клубах табачного дыма и светлое пятно —
ослепительная зелень, магия крутящегося барабана казино, блеск густо
напомаженных губ, томные взгляды, глубокая темная тушь, платья в стиле
ночных рубашек, хищный блеск шпилек лакированных туфлей, черно-белые фраки
мужчин. Оркестр сыпет бриллиантовыми аккордами пиано, чувственно
и страстно танцует пара. Это она — магия джаза!
2 такт. Сердечные ноты.
Танго. Двое. Танец. Эмоции, легкие переливы музыки,
нарастание мелодии, простой и одновременно сложной. Этот сюжет, настоящий
мир, полный событий, огорчений, радости. Счастья, стремлений, страсти, жизнь.
Секундные мгновения, которые проживаешь в танце. Может. Магия этого вечера
и уйдет через секунду, погаснут фонари, потухнут свечи, но сейчас;
в эту минуту не думаешь ни о чем: только о танце.
Только о нем. Даже сейчас, выводя эти строки, я помню
его магнетическую энергию. Танго — это тайна.
Фонари? Нет, это фонари. Грациозные, замершие,
затаившие свое «я» в глубине зажженной свечи, заставляющие незадачливых
мотыльков лететь на свет и биться о стекло. Они — стражи
покоя недремлющего вечера, легкой романтики, того сладкого зова аккордеона,
что разносится ветром, как стрекот цикад, как шипение
солнца, как шепот волн — долгий и трепетный. Фонари стоят неумолчно,
и, как маяки своим светомпритягивают корабли: хрупким зеленоватым
качающимся лучом они пронзают просторы недремлющей беснующейся стихии,
в надежде отыскать… что-то, или кого-то. Непонятно. Лишь свет
фонарей, который дробиться в лужах, как осколки битого стекла
в лучах солнца кажутсяпрекрасными драгоценными камнями.
Танго — это танец не для паркета. Здесь
нет ни бесконечности зеркальных отражений,
ни покачивающегося мерцания сотен свечей ипозолоченных канделябрах.
Это танец для дощатого облупленного пола кабака,
а еще лучше — для разгоряченной жарой дня и сейчас
мерноостывающей старой мостовой, что хранит в себе отпечатки
ног сотен людей, борозды — полозья от колес телег, развозящих
каждодневный улов рыбаков…
(за ними так и тянется шлейф из запаха
соли, рыбы, чешуи, похрапывает усталая лошадь, которая так и исходит
паром на закате (еще бы, весь день добросовестно трудилась!)
Она то и дело нервно всхрапывает, косит глазом, сквозь
раздувающиеся ноздри в ярком чуть акварельно — малиновом свете заката
видны кровеносные артерии, пронизывающие крылья ее трепещущих ноздрей,
она силиться разглядеть груду свежей еще подергивающейся рыбы
на телеге, ее беспокоят кудлатые и тощие бездомные собаки,
что движутся следом в столбах пыли. То обгоняя то наоборот-
отдаляясь. Обычно они не едят рыбу, но сейчас — особенный
случай. Они страшно голодны. Но все же страх перед
неизвестнымзаставляет их не кидаться под колеса, силясь ухватить
острыми зубами за серебристый бок сардины,
на чье переливающейся чешуе так и подпрыгивают язычки
пламени… Бездомные кошки, которые даже забыли ради такого случая вражду
со псами, тоже не путаются под ногами — только издалека горят
их глазища-плошки, и доноситься трудный громогласный мяв, матерые,
драные, и, все как один — голодные — они сталисвитой телеги,
и сопровождают ее до города).
Ведь не важно — где танцуешь; важно —
что ты чувствуешь, что переживаешь, что нового в себе
открываешь во время этого танца.
3 такт. Ноты шлейфа.
Танго — это страсть. Тонкий переливчатый идеал,
как неограненный камень, его делают с самого начала: простым
и одновременно сложнымс мерцающими отражениями во множестве граней.
Этот камень — точно слеза, монолитная и многоликая. Или цветок розы,
живой, трепещущий, дышащий, но вырезанный из пламенного граната.
Рисунок танца — это своеобразный орнамент,
в котором невозможно не ошибиться, ни пойти по неправильной
дороге. Простым смертным его понять не давно — они смотрят
на танец и могут почувствовать, сопережить лишь крохотные крупицы
того, что на самом деле чувствуют ипереживают танцующие. Пусть
они смотрят на Стоунхендж, восхищаются им, пусть фотографируют,
с умным видом кивают, строчат что-то в блокнотах, пусть осуждают,
сплетничают, завидуют в глубине своего сердца — монолитный камень,
обращенный лицом к небосводу не видитэтого, не знает.
Для него люди — это песок. Их мысли, как волна,
что набегает на скалу, не оставляют
на ней ни малейшего следа. Но, в отличии от скалы,
которую медленно стачивают волны и она, кряхтя и стеная криками чаек
постепенно разбивается, превращается в песок который те жеволны
разносят по всему побережью; они не могут причинить
ему ни малейшего вреда. Как будто им достаются всего лишь
лужи, пусть красивыеи пронизанные солнцем, а в душе танцоров огромный,
переменчивый, невообразимо прекрасный океан. Это надо чувствовать
это надо слышать, видеть, всем своим существом впитывать
это бриллиантовое и сверкающее чудо — танец…
Танго для меня соизмеримо с розой.
С первыми аккордами появляется бутон, наполненный свежестью всеми соками,
красный бутон, на бархатистых лепестках которого дрожат, застыли капельки
воды. Как в замедленно съемке по мере нарастания музыки, чувств.
Разворачиваются лепестки, один, второй, третий. Они то махровые,
то обычные, по жилам бежит сок розы, бьется ее пульс,
в лике розы можно рассмотреть то лицо, то сверкающий нимб,
то пламенный закат, то крылья птицы, собирающейся взлететь.
И вот — кульминация. Роза достигла своей жизни. Она цветет
она пламенеет. Она танцует, на нее обращены все взоры.
Но она не видит их. И она поет. Как драгоценный
камень, сверкающие аккорды слетают с ее лепестков. А потом —
роза не стареет, снова превращается в бутон так сладко
и поразительно спящий в своему куполе из красных лепестков.
В танго не видно не старения, загибания лепестков,
не наклоненного вбок соцветия. Смотрящего грустно — грустно,
как собака бассет, прямо тебе в глаза. Ни смерти розы, когда
она лежит, еще минуту назад такая свежая, прекрасная, в пыли
с переломленным высохшим стеблем, иссохшими, как руки старца,
лепестками и высыпающимися тычинками.
Гранат
Да, для меня цвет танго — это красный. Нет. Не алый «a»la risscosa! Liberté, égalité, fraternité!» Не на знамена
зовет танго.
А бордовый
— цвет игристого, текучего вина, в чьем сумрачно-светлом ореоле тонут
блики от свечей. Цвет эмоций, цвет жизни, цвет бушующего вулкана, цвет
ограненного рубина, цвет страсти, цвет танго.
И запах!
О да! Этот особый пламенный запах. Он яркий, многогранный, терпкий,
но не приторный, состоящий из темных и плавающих ассоциаций,
как в бутылочном стекле. Это скорее ощущение,
оно не осязаемо; это надо чувствовать, чувствовать в самом
начале; это песня, песня души.
Это гимн.
Гимн танго.
P.S. Прилагается
коллекция фото на тему «роза» (фотошопа нет) и мои рисунки
29.12.2014 12:22:02
Комментариев 2